Антон Леонтьев - Ночь с Каменным Гостем

Свадьба обещала стать самым запоминающимся событием сезона. В качестве щедрого подарка Клод-Этьен выкупил почти все драгоценности, некогда принадлежавшие нам и проданные родителями в Лондоне. Чем ближе становился день свадьбы, тем яснее я понимала: Клод-Этьен для меня совершенно чужой человек. И если раньше я испытывала к нему симпатию, то теперь начала яростно ненавидеть.

В конце ноября 1921 года я сопровождала papa на торжественное заседание «Союза Возрождения России», клуба, объединявшего бывших политических деятелей империи.

Заседание проходило в одном из особнячков на рю Дарю. Попав в фойе, украшенное регалиями царской России, мы наткнулись на бывших депутатов, экс-министров, промышленников, некогда влиятельных журналистов и представителей Дворянского собрания. Отец, который являлся заместителем президента союза, чувствовал себя в своей тарелке, мне же было не по себе: никто из присутствовавших не хотел признавать, что их собрание превратилось во встречу призраков затонувшей Атлантиды.

В семь часов вечера началось торжественное заседание, которое прошло в богато украшенном зале. В креслах расположились сливки петербургского и московского общества, грянул гимн «Боже, царя храни», который все подхватили. С торжественным словом к собравшимся обратился президент союза, великий князь Кирилл Павлович, один из претендентов на престол в случае реставрации в России монархии. Его встретили оглушительными овациями, и на мгновение мне показалось, что собрание происходит не в парижском предместье, а в Петербурге. Но эти иллюзии быстро рассеялись.

После представителя императорского дома взял слово папенька, который рисовал упоительные картины славного будущего, ожидающего нашу родину, – после низвержения Советов, само собой разумеется.

Папенька произнес в тот день лучшую речь в своей жизни, речь, полную огня, надежд и страстных призывов. Ее много раз прерывали криками «Ура!» и восторженными, долго не смолкающими аплодисментами.

Мало кто обратил внимание на странного бледнолицего господина, который уселся рядом со мной на первом ряду. Внешности он был самой заурядной – песочные чахлые усики, водянистые голубые глаза, узкие бескровные губы. Он постоянно крутил шеей, которую сдавливал воротничок, а капли пота скатывались с его висков – меня это несколько удивило, так как в особняке было холодно.

Как только великий князь начал свою речь, нервный господин, сидевший около меня, напрягся. Я увидела, как его рука скользнула в карман драпового пальто, но потом устремила глаза на Кирилла Павловича, который в парадной уланской униформе, с лентой Андрея Первозванного и множеством орденов, вещал о том, как он поступит с лидерами большевиков, когда станет императором.

Его слова потонули в грохоте оваций. Все поднялись с кресел, только я осталась сидеть. Мой сосед, вытянув руку, приблизился к сцене, где за столом, застеленным зеленым сукном, восседали члены правления союза, в том числе и великий князь.

Бросив рассеянный взгляд на бледнолицего, я к своему ужасу увидела, что в руке у него зажат револьвер, дуло которого направлено на самонареченного российского императора.

– Да здравствует мировая революция! – визгливым голосом закричал субъект. – Это не товарищ Ленин понесет наказание, а ты, собака Кирилл Романов, найдешь сейчас свою погибель! Получай то, что заслужил!

То, что случилось дальше, навечно отпечаталось в моей памяти. Грянуло несколько выстрелов, все заволокло пороховым облаком. Я в числе прочих бросилась к убийце – его уже сшибли с ног, вырвали револьвер и били кто чем.

Переведя взгляд на сцену, я увидела страшную картину: революционер нанес смертельные ранения, но не великому князю, который с выпученным взором и отвисшей челюстью стоял как истукан, а моему papa. Только потом я узнала от людей, которые следили за происходящим из глубины зала, что в тот момент, когда убийца спустил курок револьвера, мой отец заслонил будущего императора грудью.

Я ринулась на сцену – отец лежал на пыльных досках и хрипел, по белой манишке растекались пятна крови, на губах пузырилась красноватая пена. Я склонилась над papa, он пытался что-то сказать мне.

– Доктора, немедленно доктора! – кричали со всех сторон. – Граф Синеоков-Палей ранен!

Меня оттеснили в сторону, два господина пытались реанимировать папеньку, но это не увенчалось успехом. Глаза papa закатились, его тело пронзила судорога, и он вытянулся на пыльной сцене.