Постоял Знобов, тоже повернулся и сказал про себя шопотом:
-- А нас -- мильен, сволочь ты!..
А партизанам объяснил:
-- Трусют. Нитралитет, грит, и желам на острова ехать -- рис разводить... Нам чорт с тобой -- поезжай.
И в ладонь свою зло плюнул:
-- Еще руку трясет, стерва!..
-- Одно -- вешать их! -- решили партизаны.
x x x
Плачущего с девичьим розовым личиком вели офицера. Плакал он тоже по-девичьи глазами и губами.
Хромой, с пустым грязным мешком, перекинутым через руку, мужик подошел к офицеру и свободной рукой ударил его в переносицу.
-- Не пой!..
Тогда конвойный, точно вспомнив что-то, размахнулся и подскочив, как на ученьи, всадил штык офицеру между лопаток.
Станция.
Желтый фонарь, желтые лица и черная земля.
Ночь.
x x x
Ночь.
На койке в купэ женщина. Подле черные одежды.
Поднялся Вершинин и пошел в канцелярию.
Толстому писарю объяснил:
-- Запиши...
Был пьян писарь и не понял:
-- Чего?
Да и сам Вершинин не знал, что нужно записать. Постоял, подумал. Нужно что-то сделать, кому-то, как-то...
-- Запиши...
И пьяный писарь толстым, как он сам, почерком, написал:
-- Приказ. По постановлению...
-- Не надо, -- сказал Вершинин. -- Не надо, парень.
Согласился писарь и уснул, положив толстую голову на тоненький столик.
x x x
Тщедушный солдатик в голубых обмотках рассказывал:
-- Земли я прошел много и народу всякого видел много...
У Знобова золотые усы и глаза золотые -- жадные и ласковые. Говорят:
-- Откуда ты?
Повел веселый рассказ солдатик и не верили ему и он сам не верил. Но было всем хорошо.
Пулеметные ленты на полу. Патроны как зерна, и на пулеметах сушатся партизанские штаны. На дулах засохшая кровь, похожая на истлевший бордовый шелк.
-- ...А то раз по Туркестанским землям персидский шах путешествовал и встречатся ему английская королева...
III.
Город встретил их спокойно.
Еще на разъезде сторож говорил испуганно:
-- Никаких восстаний не слышно. А мобыть и есть -- наше дело железнодорожное. Жалованье маленькое, ну и...
Борода у него была седоватая, как истлевший навоз, и пахло от него курятником.
На вокзале испуганно метались в комендантской офицеры, срывая погоны. У перрона радостно кричали с грузовиков шофферы. Из депо шли рабочие.
Около Вершинина суетился Пеклеванов.
-- Нам придется начинать, Никита Егорыч.
Из вагонов выскакивали с пулеметами, с винтовками партизаны. Были они почти все без шапок и с пьяными узкими глазами.
-- Нича нету?
-- Ставь пулемету...
-- Машину давай, чернай!
Подходили грузовики. В комендантской звенели стекла и револьверные выстрелы. Какие-то бледные барышни ставили в буфете первого класса разорванное красное знамя.
Рабочие кричали "ура". Знобов что-то неразборчиво кричал. Пеклеванов сидел в грузовике и неясно сквозь очки улыбался.
На телеге провезли убитых.
Какая-то старуха в розовом платке плакала. Провели арестованного попа. Поп весело рассказывал, конвойные хохотали.
На кучу шпал вскочил бритоусый американец и щелкнул подряд несколько раз кодаком.
x x x
В штабе генерала Сомова ничего не знали.
Пышноволосые девушки стучали на машинках.
Офицеры с желтыми лампасами бегали по лестницам и по звонким, как скрипка, коридорам. В прихожей пела в клетке канарейка и на деревянном диване спал дневальный.
Сразу из-за угла выскочили грузовики. Глухо ухнула толпа, кидаясь в ворота. Зазвенели трамваи, загудели гудки автомобилей и по лестницам кверху побежали партизаны.
На полу -- опять бумаги, машинки, испорченные, может быть, убитые люди.
По лестнице провели седенького, с розовыми ушками генерала. Убили его на последней ступеньке и оттащили к дивану, где дремал дневальный.
Бежал по лестнице партизан, поддерживая рукой живот. Лицо у него было серое и, не пробежав половины лестницы, он закричал пронзительно и вдруг сморщился.
Завизжала женщина.
Канарейка в клетке все раскатисто насвистывала.
Провели толпу офицеров в подвал. Ни один из них не заметил лежавший у лестницы труп генерала.
x x x
Солдатик в голубых обмотках стоял на часах у входа в подвал, где были заперты арестованные офицеры.
В руках у него была английская бомба -- было приказано: "В случае чего, крой туда бомбу -- чорт с ними".
В дверях подвала синело четырехугольное окошечко, и в нем угловатая покрытая черным волосом челюсть с мокрым, часто моргающим глазом. За дверью часто неразборчиво бормотали, словно молились...
Читать дальше