Всеволод Иванов: Бронепоезд No 14,69

Всеволод Иванов

Бронепоезд No 14.69

* ГЛАВА ПЕРВАЯ *

I.

Бронепоезд "Полярный" под N 14.69 охранял железнодорожную линию от партизанов.

Остатки колчаковской армии отступали от Байкала: в Манчжурию, по Амуру на Владивосток.

Капитан Незеласов, начальник бронепоезда, сидел у себя в купе вагона и одну за другой курил манчжурские сигареты, стряхивая пепел в живот расколотого чугунного китайского божка.

Капитан Незеласов сказал:

-- Мы стекаем... как гной из раны... на окраины, а? Затем в море, что ли?

Прапорщик Обаб оглядел -- наискось -- скривившееся лицо Незеласова, медленно ответил:

-- Вам лечиться надо.

Прапорщик Обаб был из выслужившихся добровольцев колчаковской армии, обо всех кадровых офицерах говорил:

-- Лечиться надо!

Капитана Незеласова он уважал и потому повторил:

-- Без леченья плохо вам.

Незеласов был широкий, но плоский человек, похожий на лист бумаги: сбоку нитка, в груди -- верста. Капитан торопливо выдернул новую сигарету и ответил:

-- Заклепаны вы наглухо, Обаб!.. Ничего до вас не дойдет!..

И, быстро отряхивал пепел, визгливо заговорил:

-- Как вам стронуться хоть немного!.. Ведь тоска, Обаб, тоска! Родина нас... вышвырнула! Думали все -- нужны, очень нужны, до зарезу нужны, а вдруг ра-а-счет получайте!.. И не расчет даже, а в шею... в шею!.. в шею!..

И капитан, кашляя, брызгая слюной и дымом, возвышал голос:

-- О, рабы нерадивые и глупые!.. Глупые!..

Обаб протянул длинную руку навстречу сгибающемуся капитану. Точно поддерживая валящееся дерево, сказал с усилием:

-- Сволочь бунтует. А ее стрелять надо. А которая глупее -пороть!

-- Нельзя так, Обаб, нельзя!..

-- Болезнь.

-- Внутри высохло... водка не катится, не идет!.. От табаку -- слякоть, вонь... В голове, как наседка, да у ней триста яиц!.. Высиживает. Э-эх!.. Теплынь, пар... копошится теплое, слизкое, того гляди... вылезет. Преодолеть что-то надо, а что, не знаю, а не могу?

-- Женщину вам надо. Давно женщину имели?

Обаб тупо посмотрел на капитана. Повторил:

-- Непременно женщину. В такой работе -- каждомесячно. Я здоровый -- каждые две недели. Лучше хины.

-- Может быть, может быть... попробую, почему мне не попробовать?..

-- Можно быстро, здесь беженок много... Цветки!

Незеласов поднял окно.

Запахло каменным углем и горячей землей. Как банка с червями, потела плотно набитая людьми станция. Сыро блестели ее стены, распахнутые окна, близ дверей маленький колокол.

На людях клейма бегства.

Шел, похожий на новое стальное перо, чистенький учитель, а на плече у него трепалась грязная тряпица. Барышни нечесаные и одна щека измятая, розовая: должно быть, жестки подушки, а, может быть, и нет подушек -- мешок под головой.

"Портятся люди", -- подумал Обаб. Ему захотелось жениться...

Он сплюнул в платок, сказал:

-- Ерунда.

Беженцы рассматривали стальную броню вагонов всегда немного смущенно, и Незеласову казалось, что разглядывают его голого. Незеласов голый был сух, костляв и похож на смятую жестянку из-под консервов: углы и серая гладкая кожа.

Он оглядел вагон и сказал Обабу:

-- Прикажите воду набирать... непременно, сейчас. Вечером пойдем.

-- В появлении? Опять?

-- Кто?

-- Партизаны?

Обаб длинными и ровными, как веревка, руками ударил себя по ляжкам.

-- Люблю!

Заметив на себе рыхлый зрачок Незеласова, прапорщик сказал:

-- Но насчет смертей! Не убивать. А чтоб двигалось. Спокой, когда мясо ржавеет...

Обаб стесненно вздохнул. Был он узкоглазый, с выдающимися скулами, похожими на обломки ржаного сухаря. Вздох у него -медленный, крестьянский.

Незеласов, закрывая тусклые веки, торопливо спросил:

-- Прапорщик, кто наше непосредственное начальство?

-- Генерал Смирнов.

-- А где он?

-- Партизаны повесили.

-- Значит следующий?

-- Следующий.

-- Кто?

-- Генерал-лейтенант Сахаров.

-- А он где?

-- Не могу знать.

-- А где командующий армией?

-- Не могу знать.

Капитан отошел к окну. Тихо звякнул стеклом.

-- Кого ж нам, прапорщик, слушаться? Чего мы ждем?

Обаб посмотрел на чугунного божка, попытался поймать в мозгу какую-то мысль, но соскользнул:

-- Не знаю. Не моя обязанность думать.

И как гусь невыросшими еще крыльями, колыхая широчайшими галифе, Обаб ушел.

II.

Тщедушный солдатик в голубых французских обмотках и больших бутсах, придерживая левой рукой бебут, торопливо отдал честь вышедшему капитану.

Незеласову не хотелось итти по перрону. Обогнув обшитые стальными листами вагоны бронепоезда, он пошел среди теплушек эвакуируемых беженцев.