-- Обо-ждь!..
И добавил:
-- Товарищи!..
Партизаны посмотрели на его лохматые, как лисий хвост, усы, на растегнувшуюся прореху штанов, и замолчали:
-- Убить завсегда можно. Очень просто. Дешевое дело убить. Вон их сколь на улице-то наваляли. А по-моему, товарищи, -распропагандировать его -- и пустить. Пущай большецкую правду понюхат. А я так полагаю...
Вдруг мужики густо, как пшено из мешка, высыпали, хохот:
-- Хо-хо-ха!..
-- Хе-е-е!..
-- Хо-о!..
-- Прореху-то застегни, чорт!
-- Валяй, Пентя, запузыривай...
-- Втемяшь ему!
-- Чать тоже человек!..
-- На камне и то выдолбить можно.
-- Лупи!..
Крепкотелая Авдотья Сещенкова, подобрав палевые юбки, наклонилась, толкнула американца плечом:
-- Ты вникай, дурень, тебе же добра хочут!
Американский солдат оглядывал волосатые красно-бронзовые лица мужиков, расстегнутую прореху штанов Знобова, слушал непонятный говор и вежливо мял в улыбке бритое лицо.
Мужики возбужденно ходили вокруг него, передвигая его в толпе, как лист по воде; громко, как глухому, кричали, жали руки.
Американец, часто мигая, как от дыма, поднимал кверху голову, улыбался и ничего не понимал.
Окорок закричал американцу во весь голос:
-- Ты им там разъясни подробно. Не хорошо, мол.
-- Зачем нам мешать!
-- Против свово брата заставляют итти!
Вершинин степенно сказал:
-- Люди все хорошие, должны понять. Такие ж хрестьяне, как и мы, скажем, пашете и все такое. Японец -- он што, рис жрет, для него по-другому говорить надо.
Знобов тяжело затоптался перед американцем и, приглаживая усы, сказал:
-- Мы разбоем не занимамся, мы порядок наводим! У вас, поди, этого не знают за морем-то; далеко; да и опять и душа-то у тебе чужой земли...
Голоса повышались, густели.
Американец беспомощно оглянулся и проговорил:
-- I dont understand!
Мужики в-раз смолкли.
Васька Окорок сказал:
-- Не вникат! По русски-то не знат, бедность.
Мужики медленно и, словно виновато, отошли от американца.
Вершинин почувствовал смущенье.
-- Отправить его в обоз, что тут с ним чертомелиться? -сказал он Знобову.
Знобов не соглашался, упорно твердя:
-- Он поймет... тут только надо... он поймет!..
Знобов думал.
Американец, все припадая на ногу, слегка покачиваясь, стоял и чуть заметно, как ветерок стога сена, ворошила его лицо тоска.
Син-Бин-У лег на землю подле американца; закрыв ладонью глаза, тянул пронзительную китайскую песню.
-- Мука-мученическая, -- сказал тоскливо Вершинин.
Васька Окорок нехотя предложил:
-- Рази книжку каку?
Найденные книжки были все русские.
-- Только на раскурку и годны, -- сказал Знобов, кабы с картинками.
Авдотья пошла вперед, к возам, стоявшим у поскотины, долго рылась в сундуках и, наконец принесла истрепанный с оборванными углами учебник закона божия для сельских школ.
-- Може по закону? -- спросила она.
Знобов открыл книжку и сказал недоумевающе:
-- Картинки-то божественны. Нам его не перекрещивать. Не попы.
-- А ты попробуй, -- предложил Васька.
-- Как его. Не поймет, поди?
-- Может поймет. Валяй!
Знобов подозвал американца:
-- Эй, товарищ, иди-ка сюда!
Американец подошел.
Мужики опять собрались, опять задышали хлебом, табаком.
-- Ленин! -- сказал громко и твердо Знобов как-то нечаянно, словно оступясь, улыбнулся.
Американец вздрогнул всем телом, блеснул глазами и радостно ответил:
-- There's a chap!
Знобов стукнул себя кулаком в грудь, и похлопывая ладонью мужиков по плечам и спинам, почему-то ломанным языком прокричал:
-- Советска республика!
Американец протянул руки к мужикам, щеки у него запрыгали и он возбужденно закричал:
-- That is pretty in deed!
Мужики радостно захохотали.
-- Понимат, стерва!
-- Вот, сволочь, а?
-- А Пентя-то, Пентя-то по-американски кроет!
-- Ты ихних-то буржуев по матушке, Пентя!
Знобов торопливо раскинул учебник закона божия и тыча пальцем в картинку, где Авраам приносил в жертву Исаака, а вверху на облаках висел бог, стал разъяснять:
-- Этот с ножом-то -- буржуй. Ишь, брюхо-то распустил, часы с цапочкой только. А здесь, на бревнах-то, пролетариат лежит, -- понял? Про-ле-та ри ат.
Американец указал себе рукой на грудь и, протяжно и радостно заикаясь, гордо проговорил:
-- Про ле та ри-ат... We!
Мужики обнимали американца, щупали его одежду и изо всей силы жали его руки, плечи.
Васька Окорок, схватив его за голову и заглядывая в глаза, восторженно орал:
-- Парень, ты скажи та-ам. За морями-то!..
-- Будет тебе, ветрень, -- говорил любовно Вершинин.
Читать дальше