Патриция Хайсмит - Игра на выживание

— А если он невиновен? — с вызовом в голосе спросила Ольга.

— Он не ведет себя, как невиновный человек. Он любил её. Они ссорились. Так что то, что произошло между ними, вполне закономерно и объяснимо, — ответил Карлос.

Никакой закономерности в этом нет, думал Теодор, и такое убийство не может иметь ничего общего с любовью. Теодор вел машину, прислушиваясь к разговору, но сам не сказал ни слова. Поведение Рамона и в самом деле вызывало некоторые подозрения у того, кто не был близко знаком с Рамоном и не знал том, как серьезно тот относится к таким понятиям, как грех и вина. Теодор хотел быть беспристрастным. При обычных обстоятельствах любому нормальному человеку поведение Рамона, склонного к самобичеванию, могло показаться странным, если не сказать более. В юности Рамон отказался от многих искушений — ибо в понимании Рамона уже само по себе искушение было равнозначно греху. Когда ему было шестнадцать лет, он работал посыльным, и как-то раз шутливо рассказал Теодору о женщинах, что делали ему щедрые авансы. Он был серьезнее и порядочнее, чем большинство привлекательных молодых людей его возраста, и Теодор был вынужден признать, что именно это качество импонировало ему в Рамоне: свою внешнюю привлекательность он воспринимал, как должное и никогда не пытался использовать её для достижения каких бы то ни было собственных целей. В возрасте двадцати шести лет он впервые в жизни влюбился в женщину, которая, однако, не пожелала выходить за него замуж. Для Рамона это стало нешуточным потрясением. За годы знакомства с Лелией, он развил целую теорию о «грехе» и «искуплению», иными словами, это был путь к самоистязанию. Большинство молодых людей на его месте переключили бы свое внимание на другую женщину, на ту, что согласилась бы на предложение о замужестве. Или же он мог перебраться в Буэнос-Айрес, где у него жил родственник, обещавший устроить его на работу в свою фирму. «Он обещает уехать туда всякий раз, когда мы ругаемся, и он говорит, что я больше никогда его не увижу, — призналась как-то Лелия. — Но когда вчера вечером я сама предложила ему это, он прямо-таки взбесился. Иногда мне становится страшно, я боюсь его, Тео…» — Когда Лелия говорила об этом, на руке у неё виднелись синяки. Теодор хорошо запомнил тот их разговор. Такое не забывается.

Супруги Идальго вышли из машины на Авенида-Мадеро — похоже, Карлосу нужно было срочно опохмелиться — после чего Теодор вместе с Ольгой отправился прямиком домой. Она пригласила его к себе на чашку чая, но Теодор учтиво отказался.

— Вы же не собираетесь искать встречи с Рамоном? — спросила она.

— Сам ещё не знаю.

— Вы же уверены в его невиновности, не так ли, дон Теодоро?

— Пока ещё я ни в чем не уверен, донья Ольга. Иногда мне кажется, что он виновен, а иногда — что нет.

— Все с вами ясно, Тео. — Она задумчиво глядела на него из-за своей легкой черной вуали. Она умела шикарно выглядеть даже на похоронах. — Что ж, Тео, если соскучитесь, заходите в гости.

Теодор вошел в дом, открыв дверь своим ключом. Дома было тихо. Иносенса, видимо, вышла куда-то по делам, или же отправилась проведать Констансию. Она отказалась ехать на похороны, потому что считала это дурным предзнаменованием, о чем и сообщила Теодору, умоляя её простить.

Телефонный звонок нарушил плавное течение мыслей в голове Теодора и заставил его подняться с дивана.

— Привет, Тео. Это Рамон. Мы можем встретиться? — натянуто спросил Рамон, и в его голосе слышалось отчаяние.

— Да, конечно. А когда? Прямо сейчас?

— Мне сначала нужно кое-кого проведать. Я буду у тебя чуть попозже.

— «Попозже» — это когда?

— Еще пока не знаю. Часа через два-три.

— Хорошо. Я буду дома.

Рамон повесил трубку.

Поначалу Теодор задумался о том, станет ли Рамон обедать вместе с ним, но затем решил не волноваться об этом. Ведь все равно невозможно было предугадать заранее, когда Рамон соизволит заявиться к нему.

Иносенса вернулась домой и принесла вечерние газеты. В обоих изданиях более половины страницы занимали сообщения о смерти Лелии.

ЛЕЛИЯ ЭУХЕНИЯ БАЛЬЕСТЕРОС

1927–1957.

Да упокоится душа её с миром.

Смерть ЛЕЛИИ ЭУХЕНИИ БАЛЬЕСТЕРОС стала невосполнимой утратой для её многочисленных друзей. Память о ней навсегда сохранится в наших сердцах.

Алехандро Нуньес, булочник, желает своей дорогой подруге ЛЕЛИИ БАЛЬЕСТЕРОС безмятежного путешествия в Вечность.

Все эти объявления были отмечены черными крестиками или даже целыми рядами черрных крестов. Здесь же в траурной рамке было помещено выражение глубокого соболезнования от Ксавьера Санчеса-Шмидта, искусствоведа. И ещё одно от какого-то клуба из Веракрус.