Мери Райнхарт - Дверь

— Циферблат! — воскликнула Джуди. — Какого будильника? Я поняла только, что нечто находится где-то в будильнике. Но явно не в ее. У нее его не было. Похоже, мы там же, где и начали!

Что оказалось почти точной оценкой ситуации.

Я не знаю, когда именно Амос заметил, что из машины пропал коврик. В связи с болезнью Джима машиной никто не пользовался, и, должно быть, прошло дня два или даже больше, прежде чем он обнаружил пропажу. Не думаю, что он подозревал меня, хотя полной уверенности в этом у меня не было.

Но как-то на неделе он встретил Уолли и сказал ему об этом. Не понимаю, зачем ему это было нужно? Он, конечно, считал Джима отъявленным негодяем, по которому давно плачет веревка, но мы также знаем, что по-своему он был сильно к нему привязан. Может быть, Уолли просто вытянул у него это признание? У Уолли были свои проблемы, так что он вполне мог сам отправиться к Амосу.

Следствием этого, однако, был чрезвычайно неприятный разговор, состоявшийся у меня с Уолли через день или два после того, как Джуди обнаружила записку. Теперь-то я знаю, что он тогда был просто напуган, напуган до смерти и, следовательно, разгневан, как это нередко бывает с нервными людьми, когда ими владеет сильный страх.

Итак, он появился у меня поздно вечером в воскресенье, и вид у него был очень странный. Вначале я решила, что он напился.

— Ты не будешь возражать, если я запру дверь? — спросил он. — Мне надо тебе кое-что сказать. И ты не захочешь, чтобы об этом знали другие.

— Тогда я предпочла бы оставить ее открытой. Мне не нужны здесь больше секреты или сцены.

— Отлично! — гневно воскликнул он. — Я просто хотел оградить тебя от излишнего любопытства.

Тем не менее он все же плотно захлопнул дверь, после чего обернулся ко мне.

— Я должен кое-что выяснить. Нет, ну надо же! Из всех этих идиотских неприятностей… Короче, ты взяла коврик из машины Джима Блейка?

— А что случилось? Он что, пропал?

— Да, пропал. И ты, черт возьми, прекрасно это знаешь.

— Мне не нравится твой тон, Уолли.

Он постарался взять себя в руки.

— Извини, — пробормотал он. — Я просто очень взволнован. Да и кто не был бы на моем месте взволнован!? Я спрошу тебя по-другому. Итак, был ли коврик в машине в тот вечер, когда Амос отвозил тебя домой?

— Да.

— И ты оставила его там?

— А почему бы и нет?

— Это не ответ.

— Послушай, Уолли. Не пытайся давить на меня. Я совсем не обязана отвечать на твои вопросы. Если хочешь, можешь обратиться в полицию. И если они сочтут нужным прийти ко мне…

— О, Господи! Да я как раз и пытаюсь избежать этого. Но этот негр выбалтывает им все, что знает. Они еще вытащат это из него. Я только хочу знать, почему взяли этот коврик. Что на нем было? Почему было так важно, чтобы об этом ничего не узнали?

Я окинула его внимательным взглядом.

— Уолли, ты веришь тому, что эти преступления совершил Джим Блейк? Ты намекал на это, как и на то, что тебе известно, почему он это сделал.

— Да, мне казалось, я знаю, что могло его заставить пойти на это. Но убийство Флоренс Гюнтер… Нет, я не верю, что у него хватило бы на это мужества.

— Если, как ты считаешь, тебе известны мотивы преступления, ты должен рассказать об этом. Хотя бы мне. Я все время пробираюсь как бы ощупью…

— А, так ты этим занимаешься! Послушай, что все-таки было на этом коврике? Масло? Кровь? Это ты его взяла, не так ли? Амос уверен, что это сделала ты.

— Почему он так решил?

— Ну, он говорит, что если бы, когда ты садилась в автомобиль, его там не было, ты бы непременно спросила об этом.

И тогда я решила выложить ему все начистоту.

— Да, Уолли. Это я взяла коврик. Взяла и сожгла в топке. На нем был кольцеобразный след от какого-то сосуда, в котором находился керосин.

— О, Господи! — воскликнул он и, казалось, еще глубже погрузился в свое кресло.

Он заметно постарел за последние дни. Я не могу найти других слов для описания произошедшей в нем перемены. Во всяком случае, в нем не осталось и следа той веселости, которая делала его таким привлекательным. Но я не могла заставить себя жалеть его. Ему явно было кое-что известно об этом деле. По-моему, даже слишком многое.

— Как ты думаешь, — спросил он, — Амос знал об этом пятне на коврике?

— Не имею ни малейшего понятия. Но если бы он об этом знал, то рассказал бы об этом в полиции, и они давно бы забрали коврик. Нет, думаю, пока об этом пятне известно только нам с тобой и Джозефу.

— Джозефу?! Какое отношение, скажи на милость, имеет к этому делу Джозеф?