Я принялся раздумывать. Кажется, эта попытка могла принести мне успех.
В двадцати или двадцати пяти милях от места предполагаемой гибели самолета Макслея начинались северные отмели. Если на огромном пространстве в сотни квадратных миль можно найти какой-нибудь риф или отмель, так это только здесь. Был всего один шанс на тысячу, что самолет упал в этом краю, но он все-таки был. Так что, если я приведу яхту сюда, они будут думать, что мы пришли на место, указанное ею.
Мы сможем найти какой-нибудь риф здесь, неважно какой. Им сойдет любой.
Я сместил точку нашего месторасположения на карте миль на пятнадцать к востоку и немного на север и разорвал листок выкладок. Прибавив завтра миль десять — пятнадцать, мне Удастся обмануть Беркли, не вызывая у него никаких подозрений. Сегодня была среда. Я сказал им, что мы прибудем на место в пятницу.
Я ничего не сообщил Шенион. Смысл всего этого заключался в том, чтобы убрать ее с яхты, а если она будет знать, зачем я это делаю, она ни за что не согласится. И мне не удастся убедить ее в том, что мне необходимо остаться на судне одному — в этом наш единственный шанс.
Беркли, видимо, ничего не заподозрил, когда на следующее утро проверил наше местоположение на карте. В сущности, он был удовлетворен моей работой в течение этих нескольких дней. По моим приблизительным подсчетам, мы находились совсем неподалеку от цели и теперь мы внимательно осматривали водную гладь моря на горизонте, выискивая малейшие признаки "белой воды" и прислушиваясь, не слышно ли неумолчного шума прибоя у рифов. Но никаких признаков отмели мы не находили.
Беркли стал более холодным и не сказал ни слова, когда миновал четверг и мы снова ничего не обнаружили.
Лицо, вернее физиомордия, Бартфильда становилось все более неприятным и отталкивающим, когда он искоса посматривал на Шенион, и я несколько раз перехватил его вопросительный взгляд, адресованный Беркли.
В четверг вечером мы собрались на кокпите. Я находился у румпеля.
— Послушайте, — хрипло проговорил я. — Вы оба. Пропустите через свои мозги следующее. Мы ищем здесь не перекресток Третьей авеню и Мейн-стрит. Тут нет дорожных указывающих знаков. Мы в открытом море и приблизительно в нужном нам месте. Но Макслей мог допустить ошибку в расчетах миль на десять. Мои выкладки могут иметь погрешность от двух до пяти миль. Погрешности иногда складываются. Ясно?
Они слушали меня с ничего не выражающими лицами. Я должен был объяснить им все ясно и доходчиво, от этого зависела наша дальнейшая судьба.
— Макслей потерпел аварию и во время отлива видел сильный прибой. Теперь в этом месте может быть слабая рябь. В этот день тут мог возвышаться девятый вал, а сегодня это лишь подводное течение. Нам необходимо тщательно прочесать весь этот район вдоль и поперек. Это может затянуться дня на два или дольше.
Беркли раздраженно уставился на меня:
— Ладно, но не затягивайте поиски слишком надолго.
Наступил рассвет, и море было по-прежнему пустынно на всем протяжении, насколько только хватало глаз. Беркли вытащил мой бинокль и, стоя на палубе, внимательно осматривал горизонт. Затем он обратился к Бартфильду:
— Приготовь кофе, Джордж.
Бартфильд отправился вниз, через минуту за ним последовал Беркли. Я прислушался: до меня из каюты донеслись их приглушенные голоса.
Шенион вышла из каюты и устроилась рядом со мной. Лицо ее было грустным и усталым. Когда она заметила, что я смотрю на нее, она попыталась улыбнуться.
С севера подул ветерок.
Вскоре он засвежел и на волнах стали появляться белые гребни. И тут меня словно осенило… Только так и не иначе! Я быстро наклонился к Шенион.
— Направляйтесь на бак. Ложитесь на палубу вдоль передней стенки каюты и оставайтесь там. Если со мной что-нибудь случится, вы сможете поставить кливер, слышите? Держите курс прямо по ветру и вы доберетесь до Мексиканского побережья или Техаса.
— Нет! — решительно возразила она и покачала головой.
Я ухватил ее за плечо и сильно встряхнул.
— Скорее же, черт тебя побери!
Она попыталась что-то сказать, но взглянула на мое лицо и молча побежала вдоль борта на бак.
Мне следовало торопиться. Они могли в любую минуту выйти на палубу. Я немного стравил гик-шкот и, нагнувшись над трапом, заорал что было мочи:
— Риф! Риф!!!
Беркли и Бартфильд мгновенно очутились на палубе. Беркли бросился к наветренному борту. Он прикрыл глаза ладонью, словно козырьком, изо всех сил стараясь разглядеть среди белых гребешков несуществующий прибой у рифа.
Читать дальше