Антон Леонтьев: Часовня погубленных душ

– Все хорошо, сынок, все будет хорошо… Кошмар закончился… – прошептала Екатерина Станиславовна, обнимая его.

Никита заметил незнакомого мужчину и вопросительно посмотрел на мать. А та, вытирая слезы, взяла сына за руку, а другую протянула Лене.

– Никита, я должна тебе кое-что сказать. Понимаю, что сейчас тебе нужен полный покой, но я не могу ждать. Потому что и так ждала целых восемнадцать лет! Это – Леонид Витальевич Архипов, и он…

Светило яркое июльское солнце, набережная была заполнена праздношатающимися людьми. Илья и Надя, каждый держа в руке эскимо, отыскали свободную лавочку на тенистой аллее и уселись на нее. Мимо них, кивнув, как старым знакомым, прошли державшиеся за руки Тимофей и Марина: они вернулись с моря и намеревались в следующем году пожениться.

Илья принял решение – он собирался покинуть Заволжск и податься в адвокаты. После всего того, что пережил, Новгородцев не мог продолжать работать следователем. О признании Михаила Федоровича (которого весь Заволжск хоронил как народного героя) молодой человек никому ничего не сказал. Хвостов хвалил его, Кот был мил, как никогда, и это значило, что теперь, после кончины Пономарева, они намеревались сожрать его, ученика Пономарева, с потрохами. Воевать с ними Илья не намеревался, поэтому решил сменить профиль работы. И место жительства. Не мог же он бросить Надю! Его (и, конечно же, Аяврика!) ждала Москва.

Среди черепов, обнаруженных в бункере, был обнаружен и череп Насти Панченко. И его опустили в имевшуюся уже могилу на кладбище Заволжска. Родители, прибывшие на траурную церемонию, наконец-то смогли проститься со своей старшей дочерью и, забыв о прошлом, попытаться смотреть в будущее.

Заволжск уже вторую неделю праздновал избавление от дяди Крюка. Все жители пребывали в эйфории. Мимо Ильи и Нади, поедавших эскимо и целовавшихся на скамейке, промаршировала команда облаченных в разноцветные панамы малышей.

– Теперь все изменится! – сказала, улыбаясь, Надя. – Кошмар остался в прошлом!

– Конечно, теперь все изменится, – кивнул Илья и скосил взгляд на детишек. – Потому что скоро, Надюша, у нас появится такая же ватага собственных карапузов!

– Я слышу предложение руки и сердца? – спросила, хохоча, Надежда.

– Я еще не решил! – заявил Илья, глубокомысленно шевеля бровями и морща лоб. – Но в общем и целом, конечно, да.

– Ах, Илюшка, нет в тебе ни на грамма романтики! Но именно таким я тебя и люблю! – ответила Надя, чмокая его в нос. – Ой, как ты так эскимо умудрился есть, что у тебя весь нос в шоколаде?

– Это мой секрет! – ответил Илья и обнял Надю.

А та снова засмеялась:

– Возвращаясь к вопросу о карапузах… Скольких же ты планируешь завести?

А карапузы в разноцветных панамах, взявшись за руки, стали распевать песенку. Песенку, слова которой были известны всем жителям Заволжска. От которой, несмотря на яркое солнце и тот неоспоримый факт, что дядя Крюк и его сынок сгинули окончательно, в жилах стыла кровь: