Антон Леонтьев: Часовня погубленных душ

– Вообще-то я женщин не бью, но вы сами напросились…

А затем, увидев в гараже старый красный «Запорожец», московский продюсер вскрикнул:

– Это же машина дяди Крюка! И зачем она ей?

Тут послышался лязгающий звук, и мужчины заметили, что Лариса, которая успела прийти в себя, исчезла в подполье, закрыв за собой люк. Пришлось использовать обнаруженный в гараже лом, чтобы поддеть крышку, сломать щеколду и проникнуть внутрь. Леонид, бледнея, произнес:

– Мы здесь уже были двадцать пять лет назад… Это логово дяди Крюка.

Снизу раздался приглушенный вопль, и Илья стал быстро спускаться по лестнице под землю. Спрыгнув на утоптанную площадку, он понял, что находится в бункере. И тут же увидел Ларису, которая стояла около металлической клетки и возилась с навесным замком. А в клетке находился Андрей Смирнов, он же Андрей Онойко. Сынок дяди Крюка, вцепившись в решетку руками, стонал:

– Тетя Лора, почему вы это сделали? Я же вас любил больше, чем маму!

А на стене Новгородцев разглядел полку с десятками желтых лакированных человеческих черепов. И вдруг следователь понял – это черепа жертв дяди Крюка, которые Бормотухина невероятным образом где-то отыскала! Там же, на стене, висел и сверкающий стальной крюк.

– Твоя тетя Лора – сумасшедшая гадина! – раздался откуда-то хриплый мрачный голос, и, повернувшись, Илья заметил еще одного пленника.

В отличие от Андрея, тот находился не в клетке, а, как дворовая собака, сидел на цепи, прикованной к огромному кольцу, вмонтированному в стену. Новгородцев вздрогнул, разглядывая создание, которое было сложно назвать человеком. Но тем не менее это был человек. Картина была жуткая: огромная бугристая голова, покрытая то ли струпьями, то ли наростами, вместо глаз узкие щелочки, а губ не имелось совершенно. Субъект был абсолютно голым, не считая набедренной повязки, и все тело его покрывали бордовые рубцы от давних ожогов. Вместо правой руки и левой ноги у него были культяпки, а уши отсутствовали напрочь.

Заметив, что Илья его рассматривает, чудовище оскалило черные зубы, изо рта вывалился огромный лиловый язык.

– О, гости пришли! – прохрипело оно. – Впервые за двадцать пять лет!

Тут по лестнице в бункер спустился Леонид и, тоже увидев пленника на цепи, тихо вскрикнул и попятился. А монстр, шумно втянув воздух, прогундосил:

– Я тебя знаю… Ты – тот самый засранец, который мне когда-то все испортил вместе со своими двумя чертовыми подружками! Из-за вас я здесь. Именно вы меня тогда закопали на берегу. А Лариса, жирная тварь, откопала и сюда перетащила.

Лариса, взяв висевшую на стене рогатину с металлическим наконечником, ткнула ею в бок жуткого человека.

– Это же… это же дядя Крюк! – выдохнул Леонид.

Илья, вырвав у Ларисы рогатину, спросил:

– Вы что тут устроили? Свой личный концентрационный лагерь? Как долго он сидит у вас тут?

– Да все эти годы! Двадцать пять лет! – заявила та с гордостью. – Я ведь была на берегу среди жителей, которые линчевали дядю Крюка. И когда он в воду сиганул, поняла, что мерзавец может спастись, поэтому с риском для жизни спустилась к воде. И стала свидетельницей того, как Ведьма прыгала по свежеутрамбованной яме и орала, что под ней лежит дядя Крюк. Как только она удалилась, я тотчас разрыла яму. Дядя Крюк был еще жив!

– Лучше бы я тогда сдох! – проревел маньяк, сидевший на цепи. А его сынок из клетки завопил:

– Папа, папочка, как же я рад тебя видеть! Я так мечтал встретиться с тобой!

– Да, и позволил жирной твари себя облапошить, – буркнул в ответ тот и завыл.

Лариса, выхватив у Ильи рогатину, снова ткнула ею дядю Крюка в бок.

– Сначала я хотела его задушить голыми руками, а потом поняла – вот он, мой шанс отомстить за смерть моей сестры и всех тех детей, которых сгубил этот ирод! И я выходила его. Все же недаром я раньше училась в меде! Он ведь был на грани смерти и в коме, а затем пришел в себя. К тому времени я, купив гараж, перетащила его сюда и посадила на цепь. Так дядя Крюк расплачивается за свои жуткие деяния уже в течение двадцати пяти лет. И это, поверьте мне, лучшее наказание! Нет, я не пытаю его…

– Врет, врет! – выл дядя Крюк, катаясь по полу. – Она садистка! Она надо мной издевается!

– Не больше, чем ты издевался над своими жертвами! Только их мучения рано или поздно прекращались, а твои будут длиться вечно! – захохотала Лариса. – Ведь хорошо я придумала? Маньяк сам стал жертвой! Причем с пытками я никогда не перебарщиваю – не хочу, чтобы он умер. Потому что он должен мучиться еще много лет!