Виктория Угрюмова - Стеклянный ключ

— Добрый день, — мурлыкнула она. — Что с вами?

— Да вот, день начался отвратительно. Вывернул кофе прямо на себя, сижу, извините, в мокрых штанах.

— Не обожглись?

— Да нет, — с досадой ответил Колганов. — И галстук вот запутался, пришлось его снять.

— Десять минут подождете?

— А что такое? — всполошился Сергей — Я вас огорчил? Я насупленный, да? Со мной невозможно разговаривать?

— Шеф, — прервала она поток восклицаний, — вам не говорили, что когда вы несчастны и политы кофе, то вы похожи на ослика Иа?

Она послала ему воздушный поцелуй и исчезла. Ей не нужно было оставаться, чтобы узнать, как смотрит вслед потрясенный Колганов.

Тем временем Владислав Витольдович все еще пребывал под впечатлением от первой встречи со своей единственной правнучкой и внучкой той, кому он так желал отомстить. Из близких существ в этом мире остались у него всего только двое — бульдог Уинстон и повар Бахтияр, которым он изливал сейчас душу.

Они уютно расположились в курительной комнате. Бульдог — рядом с хозяином, Бахтияр — в кресле напротив, с кальяном. Без своего поварского колпака и белой куртки он стал тем, кем есть, — старым, мудрым, седым как лунь азиатом, чье смуглое лицо, прорезанное морщинами, более всего походило на маску, вырезанную из персиковой косточки. Он давно уже был гораздо больше чем просто доверенным слугой, но другом, и только ему старик мог признаться во всех своих чувствах.

— Ужасное ощущение, — говорил одноглазый, — я словно растаявший воск. Представляешь, никогда не думал, что у человека могут подкашиваться ноги. Я подошел к ней, но внутри весь трепетал, как в тот день, когда решился познакомиться со своей женой.

— Хозяин рад, что увидел девочку сам?

— Очень рад, — согласился Владислав Витольдович. — Во-первых, эти болваны совершенно не умеют фотографировать. На их снимках она вышла кое-как.

— Если хозяин позволит, очень красивая барышня.

— Ты ее не видел, друг мой, в жизни. Рыжая, зеленоглазая, немножко ведьма, немножко ангел. Больше всего похожа на египетскую Сохмет. — И он указал точеной рукой в сторону мраморной колонки, где стояло из обсидиана изображение львиноголовой богини с раскосыми зелеными глазами. — Что-то такое в ее взгляде, что-то нездешнее, подсказало мне, что я с моими жалкими потугами причинить ей боль не сравнюсь с тем, что она уже пережила в этой жизни. И меня охватило раскаяние. Не уверен, конечно, со мной такое впервые, но я сверился с литературой. И, кажется, это все-таки оно.

— Хозяин волнуется до сих пор? — уточнил Бахтияр.

— Стыдно признаться, но — да. Ты единственный из всех знаешь, сколько лет я жил ненавистью, и вдруг оказался на раздорожье. Я и ненавижу ее, и восторгаюсь. Я вспоминаю самые прекрасные мгновения и… ненавижу за то, что у меня отняли полвека невероятного счастья. И думаю, все время думаю, что мне осталось совсем немного времени, не лучше ли потратить его на то, чтобы сделать мою девочку счастливой, а не уничтожить ее жизнь. Конечно, это в корне противоречит десятилетиям предыдущей жизни. Но ведь мнения своего не меняют только мертвецы и круглые идиоты. Не хочу быть ни тем ни другим. Во-вторых, Бахтияр, — я ведь упомянул во-первых, значит, есть и во-вторых… Так вот, во-вторых, она чертовски умна. Я долго наблюдал за ней, прежде чем заговорить. Моя кровь. Кровь Ниты. Но насколько же она прекраснее нас.

— Барышня приедет обедать?

— Обязательно. Мне даже видение было.

— Она? — Это слово повар произнес с некоторым даже благоговением и покосился на портрет цыганки, висевший справа от него, над каминной полкой.

— Стояла и щурилась, кошка, — сказал одноглазый. — Но впервые за столько лет не зло, скорее приветливо.

— Не сомневаюсь, — и Бахтияр заговорил о главном: — Что мы предложим такой важной и желанной гостье?

— Непременно лобстера, — начал перечислять хозяин. — Она должна любить лобстеров. «Кингстоун» с дыней. Липтауэрский сыр. Обязательно липтауэрский сыр. Виноградных улиток. Устриц. Закажи самых свежих и крупных устриц и улиток. Все легкое, нежное, чтобы услаждало вкус, но не отвлекало мысли. Я хочу угодить ей.

Сергей еще не успел наудивляться вволю, как она уже вернулась.

— Ваша мантия, босс, — и подала ему только что купленные в магазине по соседству брюки. — Корону поднесут позднее.

— Зачем же? — смутился Сергей.

— На этот вопрос я могу ответить легко. А вот зачем сидеть в мокрых штанах, дуться и пыжиться на весь свет, но ничего не предпринимать — этого, увольте, я понять не могу. Переодевайтесь, Сережа, и не морочьте себе голову.