Виктория Угрюмова - Стеклянный ключ

Она аккуратно, даже чересчур бережно положила трубку на место, как если бы крайним усилием воли удерживала себя от того, чтобы не шваркнуть изо всех сил несчастный аппарат об стенку. Потеребила нижнюю челюсть, будто ставила ее на место после удачного апперкота противника. Затем она отперла свою комнату, добыла из ящика письменного стола крохотный серебристый диктофон и позвала:

— Тетя Капочка, вас можно на минуту?

Капитолина Болеславовна, недавно проводившая ее до дверей и тепло простившаяся, удивилась и встревожилась:

— Что-то случилось, Таточка? Почему ты еще не ушла?

— Мне срочно нужно отыскать старенький белый плащ… — попросила Тото, и Капа поразилась тому, какая она вся встопорщенная и взъерошенная. Она помнила свою Таточку с младенчества и видела ее в подобном состоянии разве что в раннем отрочестве. — Куда же я его засунула? И беретик. Тот, молью побитый и заштопанный. Я точно знаю, что тетя Липа его пожалела и не выбросила. Вот пусть теперь и пожертвует для благого дела.

— Авантюра? — догадалась тетушка.

— Обижаете, тетя Капа. Суровые будни. А вот теперь я поскакала, а вы мне подберите экипировку. Юбку там старенькую, кофточку похуже.

— Ты бы еще деревянные башмаки девочки Герды заказала, — вздохнула Капитолина. — Хорошо, детка, иди. Что-нибудь придумаем.

В офисе Колганова стояла погребальная тишина. Секретарь Оксана сидела на своем месте притихшая и несчастная, с тоской косясь на поднос, на котором стыл потрясающий йеменский кофе. Когда тонкая фигура главного пиар-менеджера появилась у нее перед глазами, она очень обрадовалась и вполголоса заговорила:

— Здравствуйте, Танечка. Ой, какое платье! Хотите кофе? Я купила йеменский, как вы и советовали, — вкуснотища!

— Спасибо, — тоже вполголоса ответила Тото. — Если можно, я с удовольствием. А почему мы говорим шепотом, Оксаночка?

— А, — милая секретарша махнула ручкой, — тут с утра тайфун «Жанна» пролетел. Сергей в таком приятном настроении прибыл, а часа через два мадама явилась. Сергей ее к себе на ковер, спросить об опоздании, а она такой крик подняла, что просто неудобно. Все бы ничего, но тут люди посторонние были.

— Печально.

— А потом Сережик Анатольевич вылил кофе на брюки, испаскудил их до неузнаваемости и теперь рвет и мечет, как раненый тигр.

— Понятно, — кивнула Татьяна. — Учится на курсах кройки и шитья.

Оксана хихикнула, но сдержанно, косясь одним глазом на начальственную дверь:

— Это как?

— Элементарно. Рвать и метать — учатся на курсах кройки и шитья. Так, а что же мне делать? Мне с шефом поболтать нужно.

— Оксана! — раздался внезапно грозный голос шефа. — А Татьяна Леонтьевна у себя?

— Нет, — доложила та, нажимая кнопки, — нет, сидит со мной в приемной, вас ожидает.

— Так что ж ты… — укорил голос. — Татьяна Леонтьевна, заходите.

Мишка вытащил Трояновского на прогулку, но даже благодатная прохлада, опустившаяся на утомленный жарой город в эти дни, ласковый легкий ветерок, цветущие парки и прелестные девушки не радовали страдальца. В конце концов они вернулись обратно, на службу, к вящей радости Ларисы, которую уже замучили вопросами, когда можно встретить в этом заведении руководящих особ. Впрочем, к плодотворной работе на благо фирмы Трояновский все еще не был готов. Он поминутно отвлекался от бумаг, продолжая тему, которую был готов развивать до бесконечности:

— Я поверить не могу, что она так меня за нос водила. У нее глаза такие ясные…

— Филин большеокий, — закивал Касатонов, понимавший, что другу больше всего нужно выговориться, выплеснуть обиду.

— Помнишь, — в который раз спрашивал Андрей, — я тебе говорил, что у Сергеича видел женщину, ну жутко на Татьяну похожую. Я ее спрашивал даже тогда. А она, значит, поиздевалась надо мной. Она-то меня тогда точно видела. И по телефону со мной говорила, как из дому. В голове не укладывается, зачем ей это?

— Сдуреть с этими бабами можно, — соглашался Мишка. — Одна явно ваньку валяет, вторая — вообще играется. И год вроде не високосный. Слушай, а может, это все-таки не она?

— В том же самом кафе, с той же самой подругой! — завопил Андрей. — Ты что, не слышал, что я тебе говорил?

— А енот был? — невинно осведомился заместитель.

— Оставь ты эти свои дурацкие шуточки. Знаешь, Мих, так противно, что вообще никого видеть не хочется.

— А все потому, что ты слишком серьезно ко всему относишься. Особенно к женщинам. С ними так нельзя. Я тебе об этом когда еще говорил.