Елена Михалкова - Манускрипт дьявола

Она испуганно взглянула на моего спутника и отрицательно покачала головой. Я чуть не выругался, но в последний миг сдержался. Бестолковая простолюдинка от страха могла и вовсе замолчать.

– Я приходил к твоему соседу, Якобу, – терпеливо сказал я. – Было это по весне. Ну же, вспоминай! И скажи этому господину, что ты меня видела.

Она снова замотала головой, уставившись себе под ноги.

– А ну посмотри на меня, корова! – рявкнул я, и баба подскочила на месте от моего окрика. – Я тебя видел, и ты меня видела. Никто не будет тебя ни за что наказывать, ясно? Только расскажи про Якоба и подтверди, что я частенько бывал у него.

– Что ж это такое вы говорите, – удивленно протянула она, вытаращив на меня глаза. – Какого такого Якоба?

– О, дьявол! Твоего соседа! Или ты забыла, как его зовут? Нелюдимого старика, что жил в «Хромом Копыте». – Я показал рукой в сторону дома алхимика.

Баба вытаращила глаза еще больше.

– Воля ваша, добрый господин, – пробормотала она. – Только никаких стариков в «Хромом Копыте» отродясь не было. Вот уже пару лет, как прежний его хозяин, Петр, умер, а жил-то он бобылем. Вот с тех самых пор дом стоит пустой. Да кому там жить-то? Только собаки бродячие туда заходят, а внутри воришки да нищие растащили все, там ничего и нету… И про Якоба вы напутали что-то. На нашей улице ни одного Якоба отродясь не рождалось.

Она покосилась на офицера, настороженно оглядела меня и добавила:

– И вас, господин, я вижу первый раз. Говорите что хотите, да только глаза у меня хорошие, и на память пока не жалуюсь. Если б я вас хоть один разочек углядела, так запомнила бы, уж поверьте! Да что запоминать, если возле Петрова дома никого не бывает. Разве что гуси Аннины забредут, так она их оттуда хворостиной! А кроме Анны, никто и не приходит туда…

Офицер махнул на нее, и баба притихла. Я тоже стоял молча, пытаясь понять, откуда этот странный звон в голове… «Вот уже пару лет, как прежний его хозяин, Петр, умер… На нашей улице ни одного Якоба отродясь не рождалось…»

– Сколько… лет… Сколько лет было Петру? – выдавил я.

– Петру? Да кто же его знает, Петра… Так-то вроде нестарый, может, четвертый десяток пошел. Он, понятное дело, и дольше бы жил, только под лошадь попал, и что-то у него в грудине повредилось. Копытом лошадиным, вот как. Он, бедный, так уж хрипел после этого, так хрипел! Четыре дня пролежал, а на пятый взял да помер. Ну, муж мой на это сказал: «Пожалел Господь, прибрал, чтоб не мучился». А и то правда. А то некоторые, бывало-ча, как свалятся, так и лежат месяц за месяцем. Хорошо, если дети есть, чтоб ухаживали, а если детей нету? Вот как у Петра. Ему ведь Бог не дал детишек! Да и откуда они возьмутся, раз не женился? Сколько раз, помню, предлагала я Петру хорошую девушку, работящую, а он все отказывался. Другой бы, может…

– Замолчи! – Я заткнул ладонями уши, чтобы не слышать про ненавистного Петра.

Баба отодвинулась, с тревогой глядя на меня.

– Друг-то ваш здоров ли? – обратилась она к офицеру. – Смотрит, как будто вот-вот бросится!

Тот тронул меня за плечо:

– Пойдем.

Не помню, как дошел до кибитки и сел в нее. В себя я пришел лишь тогда, когда дверь камеры захлопнулась за мной. У меня было ощущение, будто что-то изменилось за время моего отсутствия, но понял я это не сразу. Мне потребовалось сперва оглядеть помещение, в котором я находился, а затем, не обнаружив в нем ничего нового, себя самого.

И тогда я увидел. Меня переодели в одежду заключенного – длинную серую рубаху из дерюги, очень похожую на ту, что была у Якоба.

Борис Осипович вел машину так осторожно, как будто вез новорожденного ребенка. Максим лежал на заднем сиденье, прикрыв глаза, и только морщился на ухабах.

«Уму непостижимо, – подумал Борис Осипович, плавно входя в очередной поворот. – Как я мог на это согласиться? Как мы все могли на это согласиться?!»

В голове у него звучал рассерженный бас нейрохирурга: «Под вашу ответственность! И расписку мне напишете, ясно вам? Все понимаю, но хотя бы сутки должны пройти! Сутки, а не шесть часов! Ты меня слышишь, бритоголовый?»

Все было напрасно – переубедить Максима не удалось никому. Борис Осипович предпринял отчаянные попытки, но, когда Макс пригрозил, что уйдет из больницы пешком, он сдался.

«Я должен там быть! – упрямо твердил Макс одно и то же. – А если он ее захватит в заложники?»

«И чем же тогда ты поможешь?»

«Я его знаю. Я смогу найти слова, которые его убедят. Мне нужно быть там».