Хэролд Мазур: Защитнику — два миллиона, а может, и чуть больше

Однако, вместо того, чтобы молить о пощаде, от страха Уорд, потеряв голову, кинулся на Эшли и вцепился в пистолет. Как клянется Эшли, пистолет упал на стол и случайно разрядился. Эшли в ужасе склонился над телом убитого, и в этот момент вошла секретарша.

Выслушав эту версию, окружной прокурор с издевкой в голосе немедленно объявил ее «откровенной фальшивкой». Государственному обвинению, настаивал Геррик, не составит труда докопаться до мотивов и средств преступления и доказать его возможность. После такого заявления у судьи-магистрата не оставалось выбора. Дело Ллойда Эшли было передано в высшую коллегию присяжных, которая незамедлительно вынесла вердикт о наличии умышленного убийства.

И вот теперь, на сессии Главного суда штата под председательством судьи Феликса Кобба, на пятый день слушания дела, Геррик лез из кожи вон, чтобы разрушить последние надежды Эшли. Он демонстративно крутил злополучный пистолет и так, и этак с тем, чтобы и Келлер, и присяжные видели эту маленькую вещицу, которая в мгновенье ока унесла человеческую жизнь.

— Вы хорошо знакомы с этим типом оружия, мистер Келлер? — осведомился Геррик.

— Да, знаком.

— Ваше мнение как специалиста по баллистике: может ли оружие такого типа, будучи поставленным на предохранитель, случайно разрядиться?

— Нет, сэр.

— Вы уверены в этом?

— Абсолютно.

— А может оно разрядиться, будучи предварительно поставленным на предохранитель, если его уронить с высоты нескольких футов?

— Нет, не может.

— А если его ударить о твердую поверхность?

— Нет, сэр.

— За всю вашу практику, за двадцать лет испытаний оружия и экспериментов с ним, вы когда-нибудь слышали о подобном случае?

— Никогда, сэр.

— Защита может приступить к перекрестному допросу, — сказал Геррик, направляясь к столу обвинения.

— Сейчас без пяти минут четыре, — вмешался судья, — я полагаю, что настало время сделать перерыв до завтра. — Он повернулся к ложе присяжных:

— Не забывайте моих инструкций, джентльмены. Вы предупреждены о недопустимости обсуждения данного судебного дела между собой, а также с кем бы то ни было в вашем присутствии. Вы не должны делать никаких преждевременных выводов, а тем более оглашать их, пока вашему вниманию не будут представлены все имеющиеся доказательства. В заседании суда объявляется перерыв. Слушание дела будет продолжено завтра, в десять часов утра.

Судья Кобб расправил свою черную мантию и направился к выходу. Все остальные оставались на своих местах, пока помощник шерифа выводил присяжных через заднюю дверь. Офицер охраны подошел к Эшли и тронул его за плечо.

Эшли повернулся к Робинсону. Он выглядел усталым и измученным. За последние несколько недель он сильно потерял в весе. Кожа на подбородке висела дряблыми складками. Белки ввалившихся глаз были в багровых прожилках, веки воспалились, на правом виске пульсировал вздувшийся сосудик.

— Завтра последний день, как по-твоему, Марк?

— Да, можно сказать, последний, — Робинсон прикинул в уме, не потребуется ли для развертывания полной защиты дополнительное судебное заседание. — Разве что придется собраться еще разок для подведения итогов и вынесения решения присяжных и судьи.

— Идемте, мистер Эшли, — вмешался охранник.

— Послушай, Марк, — с необычным жаром в голосе произнес Эшли. — Мне крайне необходимо поговорить с тобой. От этого разговора зависит моя жизнь.

Робинсон изучающе взглянул на своего клиента.

— Хорошо, Ллойд. Я подойду минут через пятнадцать.

Эшли и сопровождающий его охранник направились в дальний конец зала и скрылись в дверях за судейской ложей.

Последние замешкавшиеся зрители покидали опустевший зал. Робинсон собрал бумаги и сунул их в портфель. Затем откинулся на спинку стула, потирая пальцами уставшие веки. Перед ним все еще стояло лицо Эшли. Ллойд насмерть перепуган, решил про себя Робинсон, и с полным на то основанием. Несмотря на предупреждение судьи, запретившего присяжным принимать преждевременное решение, они, как подсказывало адвокату его профессиональное чутье, уже приняли его.

Робинсон имел возможность убедиться в этом по многим признакам: по тому, как присяжные гуськом потянулись к выходу; по тому, как они отворачивались, стараясь не глядеть на обвиняемого: в самом деле, кому приятно отправлять ближнего своего на электрический стул?

Что же касается самого Эшли, то он наверняка уже чувствовал себя обреченным.