Аида упорно молчала, она уже жалела, что пришла сюда. Надо было позвонить и вежливо отказаться. Нет ничего хуже, когда при тебе ссорятся супруги, а тем более любовники. Их взаимные упреки обращены непосредственно к гостю, и тебе начинает казаться, что ты и только ты являешься основной причиной их взаимного непонимания.
- Все готово, - сообщил Марк.
Его утреннее настроение не улучшилось, а Аида теперь ясно видела, что с ним происходит. Он нуждался в моральной поддержке, а Софья вряд ли могла ее оказать. Она не способна была успокоить и облегчить страдания, потому что сама сидела на "электрическом стуле" и лишь вносила нервозность во взаимоотношения. Аиде показалось, что она присутствует при агонии.
На балконе установили специальный стол и водрузили на него огромный самовар. Кухарка бросала на бывшую пленницу уничтожающие взгляды. Уж не считала ли она ее виновной в аресте хозяина? Или не могла простить развороченной трубы в кладовке на даче нотариуса? Девушка прикинула в уме, возможна ли со стороны кухарки какая-нибудь провокация? Мышьяк в пироге - неплохой способ разом избавиться от всей компании. Нет, не тот она человек. Да и зачем?
Все суетились вокруг чайного стола, а она, будто пригвожденная к креслу, оставалась сидеть в гостиной. Ее уже не смущали ни убийственные взгляды кухарки, ни сарказм поднадоевших друг другу любовников. Аида почувствовала опасность. Это всегда приходило внезапно, как запах серы от нечистого. Она бы обязательно обратилась к врачу, если бы хоть раз ошиблась.
- Ты так и будешь здесь сидеть? - обратился к ней Майринг. - Наверху уже все накрыто.
Кроме них, в гостиной никого не было, и Аида могла бы признаться Марку в своих опасениях, но побоялась выглядеть смешной. Она, как сомнамбула, поднялась из кресла и последовала за ним.
- Я нахожу затею довольно опасной, - высказалась она уже на балконе.
- Чего ты больше боишься: сквозняка или папарацци? - пытался острить Майринг, но она видела, что ему тоже немного не по себе.
Аида наотрез отказалась сесть лицом к Невскому, как предложила ей хозяйка, и устроилась в тени самовара, лицом на реку.
Они приступили к трапезе, обменявшись собственными прогнозами погоды в Петербурге на конец сентября.
- А где вы будете справлять Миллениум? - с умным видом поинтересовалась Софья.
- До него надо дожить, - с присущей ей серьезностью ответила Аида. - До наступления нового тысячелетия еще целых пятнадцать месяцев.
- О! Вы относитесь к разряду скептиков! Мы с Марком отметим это событие через три месяца. Правда, Марк? А вы ждите еще пятнадцать...
- Я вовсе не скептик, - возразила Аида, - я просто умею считать до десяти, до сотни, до тысячи и так далее. Надеюсь, вы тоже начинаете счет не с ноля, а с единицы.
- Она права, - принял ее сторону Марк. - И все эти рекламные фишки рассчитаны на дураков и невежд. Ведь это выгодно дважды справить начало тысячелетия, чтобы срубить побольше бабок. Я как бизнесмен одобряю. Пусть будет Миллениум в этом году! Дурачить народ - любимая забава политиков и предпринимателей!
- Вы слышали, Инга? Он назвал меня дурой и невеждой! - Соня презрительно улыбалась.
"Ой, кажется, она играет с ним! - пронеслось в голове у Аиды. - И совсем, совсем не любит!"
- Прекратите ругаться при мне, а то я сейчас уйду! - Больше всего ей хотелось сделать именно это. - Как два старых еврея, право.
- Откуда ты знаешь про старых евреев? - невесело засмеялся Марк.
- Я как-то целый год прожила в еврейской семье.
- Ты никогда не рассказывала. А мне это очень интересно!
- Да что рассказывать, - неожиданно смутилась Аида. - Это было в Оренбурге, семь лет назад. Меня подобрала на улице пожилая еврейская чета.
- Как подобрала? - удивилась Соня.
- Мне нечего было есть и некуда было пойти погреться, а мороз стоял около тридцати градусов. И я решила замерзнуть. Просто взять и замерзнуть. Села в сугроб и закрыла глаза. И все. Очнулась в комнате, натопленной так, что сказала себе: "Вот я и в аду!" Дом у старичков был деревянный, с русской печью. Я лежала под ватным одеялом, абсолютно голая, а по телу растекался жар. У меня поднялась температура. Зато я ничего себе не отморозила.
Старичков звали: Самуил Яковлевич и Дина Яковлевна, будто брат и сестра, они и внешне были очень похожи, и фамилии носили почти одинаковые: Ростоцкий и Стоцкая. Они родились в маленьком местечке на Украине, и в детстве их даже путали, потому что Дину родители часто стригли наголо, боялись тифа. Поженили их совсем молодыми, в шестнадцать лет. По местечковым понятиям это уже считался поздний брак.
Читать дальше