Жорж Сименон - Безнаказанное преступление. Сестры Лакруа

— Ты уже давно всех нас терроризируешь…

— Я тебя здесь не держу!

Никогда прежде они не опускались так низко. Они углубились в далекое прошлое, выискивая гадкие воспоминания. Мелочные, горькие, как отрыжка, упреки лились рекой.

Эммануэль первым пошел спать. Бледная, еще дрожащая Матильда приоткрыла дверь комнаты дочери.

— А ты, — сказала она, обращаясь к Жаку, — отправляйся к себе… Нет! Ни слова больше… Спокойной ночи, Женевьева…

Софи не пришла, чтобы поцеловать двоюродную сестру, но до одиннадцати часов вечера она громко шумела.

На следующий день все обитатели дома чувствовали себя словно с похмелья. За столом они молчали. Только Польдина и ее дочь обменялись несколькими словами.

Все было серым, мрачным. Все было уродливым, печально-уродливым, и даже визит специалиста, которого доктор Жюль пригласил из Парижа, не поправил дела.

Специалист был мужчиной лет пятидесяти. Он не стал тратить время на формулы вежливости и не удосуживался отвечать на бесполезные вопросы.

Уже в коридоре первого этажа он недовольно пробурчал:

— Конечно, дом никогда не проветривают! Здесь все провоняло спертым воздухом…

И добавил, взглянув на Польдину и ее сестру без всякой приветливости:

— Где молодая особа?

Он вошел в комнату, хмуро огляделся вокруг. Все поняли, что он искал, только после того, как он проворчал:

— Где можно вымыть руки?

Матильда поспешно открыла дверь стенного шкафа, где стоял столик с фаянсовым кувшином в цветочек и тазом.

— Я вам дам чистое полотенце…

— Да уж, пожалуйста! Но было бы лучше, если бы мне предложили проточную воду…

Он был высоким и плотным, отчего туалетная комнатка стала еще теснее.

— Вы действительно полагаете, что здесь можно умыться?

Он был неприятным до кончиков ногтей. Старый доктор Жюль, стоя за его спиной, знаками показывал, что на манеры специалиста, его зятя, не следует обращать внимание.

— Разденьте ее.

— Но, доктор…

— Я сказал, чтобы вы ее раздели. А затем вы выйдете.

— Но…

Матильде и Польдине пришлось выйти из комнаты и ждать на лестничной площадке. Консультация длилась около двух часов. Из-за двери не доносилось никакого шума. Только время от времени слышался голос:

— Здесь болит?

Или же:

— Покашляйте… Сильнее… Хорошо. Теперь дышите… Встаньте… Не бойтесь… Говорю же вам, встаньте…

Женщинам пришлось спуститься, чтобы заставить смолкнуть фортепьяно, на котором Софи играла бранль.

Наконец доктор открыл дверь и спросил:

— Где можно писать?

— Сюда, мсье профессор, — засуетилась Польдина, открывая дверь кабинета.

Специалист по-прежнему смотрел как оценщик, укоризненно, брезгливо.

— Вы, конечно, согласитесь выпить стаканчик?

— Нет!

Он исписал три страницы убористым почерком, оставил их на высоком пюпитре из черного дерева и повернулся к двери, давая понять, что он закончил.

— Доктор, сколько я вам должна?

— Две тысячи франков.

Все вздохнули с облегчением только после его ухода. Специалист ничего не сказал. Он не выглядел ни спокойным, ни обеспокоенным, и довольствовался тем, что прописал строгий режим и сложные процедуры, которые следовало делать практически через каждый час.

Леопольдина и ее сестра по-прежнему не разговаривали друг с другом. Визит доктора не только не развеял воспоминания о вчерашнем инциденте, а лишь напротив, усилил взаимную злобу.

— Что он сказал? — спросила Матильда у дочери.

— Ничего, мать… Только то, что он оставляет меня под наблюдением и что я должна тщательно записывать все, что чувствую…

В тот вечер Верн слышал, как его жена всхлипывала гораздо дольше, чем обычно. Он не знал, что чуть раньше она вошла в комнату Жака, встретившего ее взглядом, в котором не было ни малейшего намека на любовь.

— Ты догадываешься, зачем я к тебе пришла, не правда ли? — прошептала она, склонив голову, на что он сразу же обратил внимание.

— Нет, мать.

— Вчера ты вышел из-за стола недопустимым образом. Твоя тетка требует извинений. Я пришла попросить тебя…

— Я не стану извиняться.

— Жак! Я тебя умоляю…

— Ни ты, ни кто-либо другой. Я не стану извиняться. И точка! — Он, предчувствуя, что она заплачет, поспешил добавить: — Даже если ты встанешь на колени!

Жак подошел к окну и открыл его.

Вот что произошло. Но утром это не помешало Матильде заняться туалетом Женевьевы, для чего она превратилась в терпеливую, нежную медсестру.

— У тебя по-прежнему ничего не болит?