Жорж Сименон - Безнаказанное преступление. Сестры Лакруа

— Ты уверена, что не видела эту газету?

Она заговорила об этом и с теткой, возвращая ножницы.

— Это номер от седьмого числа… Если я его не найду, придется написать в редакцию…

Пропажа газеты занимала ее целый час, потом Софи принялась думать о другом. Вскоре вернулась ее мать, нагруженная маленькими пакетами, и заперлась в кабинете. Когда Софи стала стучать в дверь, Польдина крикнула:

— Что тебе надо?

— Ничего! Разве мне нельзя войти?

— Сейчас…

— Что ты делаешь?

— Ничего… Это тебя не касается…

Обернувшись, Софи заметила, что за ее спиной стоит тетка, которая все слышала.

В муниципальной библиотеке, где был читальный зал с лампами под зелеными абажурами, Польдина выписала из книги:

Ангидрид мышьяка — AS 2O 3= 198

Она убрала в сумочку листок бумаги, исписанный карандашом:

Если ангидрид мышьяка взболтать в пузырьке вместе с разбавленной водой соляной кислотой и затем отфильтровать, получится жидкость, в которой сернистый водород способствует образованию желтого осадка.

Этот осадок полностью растворяется в аммиаке, образуя бесцветную жидкость (оксид сурьмы).

У разных аптекарей она купила немного соляной кислоты, сернистый водород и аммиак.

Смешивая эти вещества, она была такой серьезной, такой безмятежной, словно вновь стала маленькой девочкой, для которой почтовый ящик служил кухонной печью, где она готовила миниатюрные блюда, пироги из тертого шоколада, колотого сахара и муки.

С того времени она, принимаясь за деликатную работу, сохранила привычку высовывать язык, касаясь им нижней губы, и этот язык каким-то чудом вновь становился острым, словно язык ребенка.

Но сейчас Польдина колдовала не перед почтовым ящиком, а перед камином из белого мрамора, перед распятием Христа на шаровидной подставке, которое предварительно отодвинула в угол. И камин перестал быть камином, превратившись в лабораторию, где плясало голубоватое пламя, поднимавшееся от переносной печки в форме щипцов.

…высокая температура ускоряет выпадение осадка, но при 15 градусах необходимо принимать в расчет, что…

— Мне еще нельзя войти, мама?

Софи была единственной, кто говорил «мама». Правда, вылетая из ее уст, это слово звучало иначе.

— Оставь меня… Я работаю…

Словно маленькая, ничего не понимающая девочка, словно тупая школьница! Польдина перечитала свои записи. С помощью обычного медицинского термометра она попыталась определить температуру жидкости в пробирке.

На бумаге все было просто. В реальности термометр, введенный в слишком узкую пробирку, выдавил ее содержимое. К тому же ртуть не опускалась.

Не было ни малейшего осадка! На глаз невозможно было определить цвет жидкости, если не принимать в расчет цвет самого супа, на этот раз щавелевого.

Неужели требовались более детальные объяснения, более умелая рука?

Польдина упорствовала, не теряя при этом чувства времени. В половине седьмого вечера она приставила стул к гардеробу и взобралась на него, чтобы спрятать пузырьки.

Ее уже одолевали другие заботы. Она знала, что ей придется открыть дверь, не выпуская из поля зрения лестницу до того момента, как раздастся звонок.

Ей надо было знать, когда спустится Эммануэль, пойдет ли он вновь на кухню.

— Я мешаю тебе? — спросила Матильда.

— Чего ты хочешь?

— Ничего… Меня беспокоит Жак…

Матильда произносила всего лишь безобидные слова, но Польдина все понимала. Она знала, что мучило ее сестру, что заставило ее прийти утром. Она не могла не понимать, что Матильда была несчастна.

Вернее, нет! Матильда не была несчастна. Все было гораздо хуже. Матильда, разлученная с Польдиной, не могла даже дышать нормально!

Уже в то время, когда почтовый ящик превращался в кухонную печь… В те дни, когда они ссорились… Причем всегда по вине Польдины… Они спали на одной кровати… А по вечерам Польдина нарочно не целовала сестру, отодвигаясь от нее как можно дальше…

Она ждала… Порой это длилось долго, поскольку у Матильды тоже имелась гордость… Но наступал момент, когда из-под одеяла раздавался голос, звавший:

— Польдина…

Польдина не отвечала, делая вид, будто спала.

— Польдина… Ты меня слышишь?

— Что тебе нужно?

— Прости меня…

— Простить… За что?

— Я больше не буду…

— Хорошо!

Но она даже не шевелилась! Матильде приходилось самой вставать и наклоняться, чтобы поцеловать сестру, поворачивавшуюся к ней спиной.