Почему Гюстав Л. убил жену и детей? Потому что он слишком сильно их любил и не мог смириться с тем, что ему придется с ними расстаться? Потому что он не мог допустить, чтобы они и дальше жили в нищете? Потому что считал, что он сам, его жена и дети составляли единое целое?
Они сидели в своих кроватях, Матильда слева с развернутой на одеяле газетой, ее муж справа. Их разделял, возвышаясь над головами, абажур с бахромой, усеянной жемчужинами.
Верн ждал. Требовалось время, чтобы в мозгу жены произошла определенная работа. Когда работа подошла к концу, Матильда обернулась к мужу, посмотрела на него так, как никогда прежде не смотрела, словно он был незнакомцем, вернее, необыкновенным существом, на которое она никогда не обращала внимания.
А Эммануэль просто произнес:
— Да-а-а…
Это не означало, что он испытывал гордость, сожаление или стыд от содеянного. Нет. Он только констатировал, но все же с едва заметной капелькой превосходства. Но и с небольшим смущением, поскольку прекрасно понимал, что лучше бы он промолчал.
Но если он спустился, значит, ему не хотелось молчать. Пока его жена просматривала газету, он спокойно искал фразу, с которой мог бы начать.
— А кто виноват? — наконец бросился он в атаку.
В тот вечер Матильда немного боялась его. Возможно, ей было страшно оставаться в спальне, проводить ночь в той же комнате, что и ее муж. Она чуть ли не с сожалением забралась под одеяло, положила голову на подушку и закрыла глаза.
— О! Я знал, что ты не ответишь… Ты никогда не признаешься, что виновата гораздо больше, чем я…
Эммануэль явно подготовился заранее. Он произносил фразы тоном, в котором чувствовалась в основном усталость и лишь чуть-чуть убедительности. На протяжении многих лет он мог любить, ненавидеть, плакать, кричать, биться головой о стены этого дома, так часто походившего на сумасшедший дом. Но в роковую минуту он сохранял хладнокровие. Он был преисполнен такого неимоверного спокойствия, что оно создавало впечатление пустоты. Он смотрел на кровать жены, на ее распущенные волосы, на вздымавшееся одеяло, укрывавшее тело…
— Если бы ты меня любила, ты бы простила… — сказал он. Затем Эммануэль нахмурился, но продолжал говорить: — Но не будешь же ты утверждать, что любила меня… Нет! Ты не осмелишься! Мы даже познакомились не случайно… Твоя тетка Этьенна сказала подруге моей матери, что порядочные люди из Байё ищут зятя с положением и глубоко религиозного…
Матильда вздохнула и перевернулась на другой бок. Теперь он мог видеть ее закрытый глаз, на который спадала прядь волос.
— Вот как мы поженились!.. Не скрою, я был счастлив войти в такой богатый дом… Только вспомни, что ты мне сказала чуть ли не в первый день: «Но самое неприятное, что отныне меня будут звать Верн. Не понимаю, почему все женщины не могут сохранять свои девичьи фамилии, как большинство актрис…»
В спальне скрипнула пружина. Польдина услышала шум, но отныне это уже больше не имело значения. Теперь она могла подслушивать, притаившись за дверью!
— Я быстро понял, что от меня требовалось… Двое детей, мальчик и девочка… Ты заранее определила число!.. Но самое удивительное, что они у тебя появились… Мне сейчас интересно, не из зависти ли твоя сестра, мечтавшая о ребенке, прижималась ко мне в мастерской…
Глаз открылся. Спокойный и холодный глаз, сверливший и смущавший Верна.
— Ты оскорбленная супруга, не так ли? Именно это хочет выразить твой злобный взгляд…
Из-за этого открытого глаза Верн все более входил в раж.
— Ты несчастная супруга, которая, едва родив ребенка, обнаружила, что муж изменяет тебе с твоей родной сестрой…
Глаз закрылся.
— Правда состоит в том, что это не могло причинить тебе страдания, поскольку ты не любила меня!.. А сущая правда, правда из всех правд, так это то, что дела обстояли бы примерно так же, даже если бы и не было этой постельной истории… Правда — это то, что вы, твоя сестра и ты, нуждаетесь в ненависти… Я уверен, что вы еще в детстве играли в ссоры, как другие дети играют в магазин или в куклы…
Глаз открылся, выражая внезапно возникший интерес.
Верн искал слова, чтобы продолжить.
— Когда в палец вонзается заноза, плоть реагирует, старается выдавить из себя чужеродное тело… А я и был занозой в доме Лакруа… И не только я, но мои дети тоже… Видишь ли, вот что произошло: ты хотела детей, это правда, но ты никогда не думала, что они не будут подлинными Лакруа!.. Главное же, ты даже не представляла, что они могут быть маленькими Вернами… И тогда, по мере того как они взрослели, ты постепенно проникалась к ним ненавистью! И к ним тоже… И твоя сестра их ненавидит… Вы обе ненавидите все, что не является вами… Вот что уже почти двадцать лет лежит в основе вашей жизни…
Читать дальше