Екатерина Островская - Темница тихого ангела

– Бах, бах, бах! – звучало за стеной.

Рощин вышел из-за стола, в последний раз посмотрел на фотографию жены и ребенка, направился в приемную.

Фильм был не то чтобы старый, но его уже не в первый раз крутили по телевидению. Герои-полицейские, как водится, сплошь красавцы с благородными лицами, а их противники – деклассированные уроды-маньяки, но жены у мафиози были прекрасны. Полицейским же не везло в личной жизни: невесты уходили от них одна за другой к адвокатам и зубным врачам. Благородные полицейские с невысокой зарплатой страдали и боролись с хорошо организованной американской преступностью.

– Сейчас закончится, – объяснил Колосов, поднимаясь из кресла.

Было заметно, что ему не хотелось уходить.

– Сказать чем? – спросил Михаил Юрьевич.

– Я знаю, – вздохнул Денис, – просто девушка здесь очень красивая.

– И получше бывают, – усмехнулся Рощин.

Колосов спорить не стал: в конце концов не каждый может взять в жены такую, как Татьяна Владимировна.

Зазвонил телефон. Рощин снял трубку и услышал голос Алисы Шабановой.

– Михаил Юрьевич? – спросила она, хотя наверняка узнала голос Рощина. – Папа только что пришел в себя и просил вам передать, что встреча переносится.

– Пришел в себя? – удивился Рощин. – А что случилось?

– Папа приехал домой и почувствовал себя плохо. Я вызвала врачей, ему сделали кардиограмму. – Алиса вздохнула: – Сказали, что у него обширный инфаркт. Необходима срочная госпитализация, и они его сейчас увезут в больницу.

– Ну ладно, – согласился Рощин. – В другой раз с ним пообщаемся. Не сомневаюсь, что с ним все будет нормально: он мужик крепкий, не старый, еще и пятидесяти нет.

– Врач то же самое сказал.

– Ну, вот видишь, – успокоил девушку Михаил Юрьевич. – Все обойдется. У тебя самой как дела? Как твои экзамены в театральный?

– Все сдала. Сегодня списки поступивших вывесили. И я в них есть.

– Поздравляю, – сказал Рощин.

А Колосову приказал:

– Вырубай фильм: домой поедем!

Татьяна встретила мужа на крыльце дома. Рощин поднялся по ступеням, обнял ее и сказал:

– Прости, что поздно: мы с Денисом заехали поужинать, чтобы дома сразу спать лечь, когда вернемся.

Они вошли в дом, Михаил Юрьевич заглянул в комнату ребенка и посмотрел на спящего сына. В комнате был полумрак, на тумбочке бледно светила под зеленым колпаком лампа ночника.

– Как спокойно, – прошептал Рощин. – Я вот так же в казарме, когда еще в училище начинал, просыпался ночью, смотрел на зеленую лампу над входом и думал, что впереди долгая и счастливая жизнь.

Он хотел еще что-то добавить, но с улицы долетело легкое тарахтенье двигателя подъехавшей машины. Потом скрипнули открываемые ворота.

– Кажется, я знаю, кто это, – вздохнул Рощин.

И, поцеловав жену, шепнул ей:

– Спи!

Таня осталась в комнате ребенка и сквозь закрытую дверь услышала, как кто-то вошел в дом. Рощин произнес:

– Тебя же в больницу отвезли.

– А я отказался от госпитализации, – ответил ему голос ночного гостя. – Через пару часиков дочка снова вызовет «Скорую», и тогда уж они меня отвезут.

– Зачем тогда приехал?

– Договориться с тобой…

Только сейчас Таня сообразила, кто приехал. Она бы вышла поздороваться с Шабановым, но разговор ее мужа и Пал Палыча, по-видимому, шел о делах, и потому она осталась в комнате.

– …Я хочу вернуть средства, которые ты считаешь украденными, а взамен ты отдаешь мне все материалы аудиторской проверки, отменяешь внеочередное собрание. А на ближайшем отчетном я сам подам в отставку.

– Не согласен, – ответил Рощин. – Очередное собрание только в следующем году, в марте. Лучше уволить тебя сейчас.

– Для кого лучше?

– Для дела.

– Всякая огласка только повредит делу, приведет к потерям еще большим. А так я все верну и уйду спокойно. Сколько я должен?

– Сто сорок миллионов долларов. Это только то, что можно доказать по всем твоим липовым контрактам.

– Сколько? – удивился Шабанов. – Ну сорок-пятьдесят, это куда ни шло. Нет, такую сумму я отдать не смогу.

– У тебя дом на Рублевке с гектаром земли, есть еще собственность за границей…

– А знаешь, сколько мне стоило оплатить долги твоей сестры? Она ведь ежемесячно тысяч по двести-триста в рулетку спускает. И не рублей, между прочим.

– Я учту ее долги при нашем расчете, – ответил Рощин, – если ты пообещаешь больше не подходить к ней.

– Не я, так другой, – рассмеялся Шабанов, – у твоей сестры Люды – лудомания.