Алан Брэдли - Копчёная селёдка без горчицы

Полки возвышались до потолка уровнями, как будто образовались геологическим путем, сдвигом земли вверх.

Близко к полу, под рукой, стояли книги, принадлежавшие теперешнему поколению де Люсов. Над ними, вне досягаемости руки, были запасы викторианских обитателей дома, а еще выше, под потолком, располагался хлам, оставленный георгианцами: сотни и сотни томов в кожаных переплетах с тонкими, изъеденными червями страницами и таким мелким шрифтом, что глаза можно сломать.

Как-то раз я просматривала некоторые из этих реликтов, но обнаружила, что они посвящены преимущественно жизнеописаниям и проповедям горстки старых высохших тупиц, которые жили и умерли, пока Моцарт еще ползал в подгузнике.

Если где-то и было кладбище религиозных биографий, это было оно.

Я буду работать методично, подумала я, по одной стене за раз, сначала вершина одной стены, потом другой и так далее.

Книги о диссентерах не стояли в Букшоу на самом видном месте. Кроме того, я точно не знала, что ищу, но знала, что, вероятнее всего, найду это ближе к потолку.

Я подкатила библиотечную лестницу и полезла вверх: выше, выше, выше, я ступала все осторожнее с каждым шагом.

Такие библиотеки, подумала я, должны быть оборудованы бутылками с кислородом начиная с определенного уровня, на случай боязни высоты.

Это заставило меня вспомнить о Харриет, и меня охватила внезапная печаль. Когда-то эти книжные полки покоряла Харриет. После того как я однажды наткнулась на книгу по химии в этой самой комнате, моя жизнь изменилась.

«Перестань, Флавия, — произнес строгий голос внутри меня. — Харриет мертва, а у тебя есть дело».

Я лезла вверх, наклонив голову под неудобным углом, чтобы читать названия на переплетах книг, стоящих на нижних уровнях. К счастью, на этой высоте старые тома имели разумные, серьезные горизонтальные названия, глубоко впечатанные в корешки золотыми буквами, что производило ощущение трехмерности и позволяло довольно легко разбирать их в постоянном сумраке под потолком.

«Жизнь Симеона Хоукси», «Записки о Септуагинте», «Молитва и покаяние», «Размышления с кафедры о благочестии», «Астрономические принципы религии, природные и разоблаченные», «Жизнь и мнения Тристрама Шенди, джентльмена», «Поликарп из Смирны» и так далее.

Прямо над этими книгами располагалась гидравлика и гидростатика — без сомнения, наследство Люциуса Протекающего де Люса. Я взяла книгу с полки и открыла. Естественно, там был экслибрис Люциуса — фамильный герб де Люсов с его именем, написанным внизу удивительно детским почерком. Ему принадлежала эта книга, когда он был ребенком?

Титульный лист был почти полностью густо исписан расчетами: суммами, углами, алгебраическими уравнениями — все они неразборчиво, торопливо, стесненно заполняли страницу. Вся книга была какая-то неровная, будто когда-то намокла.

Между страниц был засунут сложенный лист, когда я его развернула, он оказался нарисованной от руки картой — но картой, не похожей на другие, которые я когда-либо видела.

По странице были разбросаны круги разных размеров, каждый соединялся с другим линиями, некоторые из которых шли прямо к цели, в то время как другие следовали прямоугольными и кружными путями. Некоторые линии были толстыми, другие тонкими. Некоторые были одинарными, другие двойными, и несколько были заштрихованы разными способами.

Сначала я подумала, что это карта железной дороги, настолько густыми были ее пути, — может быть, честолюбивые планы расширения полустанка поблизости от Букшоу, где когда-то останавливались поезда, чтобы высадить гостей и выгрузить товары для огромного дома.

Только когда я опознала в фигуре внизу карты декоративное озеро и безошибочные очертания самого Букшоу, до меня дошло, что на самом деле это вовсе не карта, а диаграмма: план подземных коммуникаций Люциуса Протекающего де Люса.

Интересно, подумала я, но не стала останавливаться на этой мысли. Я засунула лист в карман для дальнейшего изучения и возобновила поиск книг, в которых могли содержаться какие-то упоминания о хромцах.

«Проповеди для моряков», «Божий план для Индий», «Остатки Александера Нокса, эсквайра».

И внезапно вот она: «Английские диссентеры».

Должна сказать, это было откровение.

Полагаю, я ожидала сухого, как пыль, отчета о преданных адскому огню священниках и вялых прихожанах. Но то, на что я наткнулась, оказалось найденным кладом зависти, клеветы, тщеславия, похищений, душераздирающих ночных побегов, повешений, увечий, предательства и колдовства.