Александр Устинов - NEXT. Следующий. Книга 1. Отец — это звучит гордо

Лавр несколько минут молча и с интересом оглядывал широкое лицо телохранителя. Нужно было что-то отвечать, но проблема заключалась в том, что именитый вор не доверял на сто процентов своему подручному, так, как, к примеру, Мошкину. При всем своем желании он не мог произнести вслух всей правды. Санчо покосился на босса, и Федор Павлович это заметил.

— Парадокс в том, Ессентуки, — с расстановкой произнес авторитет, — что все мы чьи-то сыновья. — Он криво ухмыльнулся. — Случается — и дочери. Безотносительно к мероприятиям.

Санчо отвернулся к окну, скрывая насмешливое выражение своего лица. Лавр же, напротив, серьезно поджал губы.

— Ты понял? — Вопрос был обращен к Ессентуки.

— Ну. — Тот неуверенно кивнул в ответ. Философия и все остальное, что так или иначе сопрягалось с ней, были не для него.

— Тогда выполняй. — Лавриков откинулся на спинку сиденья.

Телохранитель неспешно покинул тесноватый для его комплекции салон «Чайки», отдав водителю необходимые, на его взгляд, инструкции, и зашагал в сторону впереди стоящего джипа. Там его с нетерпением дожидалась бравая троица, обеспечивавшая безопасность лавровского визита в здание университета. Ессентуки сел на переднее сиденье. В зеркальце заднего обзора он с удовлетворением отметил, что автомобиль босса плавно тронулся с места, развернулся на проезжей части и через центр города помчался в направлении лавровского особняка. Ессентуки бросил короткий взгляд на часы, затем на вузовское крыльцо.

Ожидания оставленной Лавром бригады не были слишком долгими. Радостный и счастливо улыбающийся Федечка возник на пороге заведения минут десять спустя. У него был такой вид, будто свершилось самое желанное в его жизни чудо. Размахивая в воздухе рюкзачком, он в три прыжка преодолел высокое крыльцо и оказался на тротуаре.

— Куль, заводи мотор, — коротко распорядился Ессентуки. — Ушан, ты со мной.

После этого он энергично распахнул дверцу и вышел наружу. Вслед за ним из салона джипа выбрался лопоухий тип в строгом костюме. Федечка уже бодро вышагивал в их направлении. Ессентуки огляделся по сторонам. Его правая рука была небрежно заложена за спину. Двигатель джипа мягко заурчал.

Клавдия стремительно пересекла старый двор, образованный несколькими монолитными многоэтажками, в центре которого еще сохранялось некое подобие детской площадки. Местные детишки были рады даже тому, что имели. Играть среди останков горок, качелей и единственного на весь двор турника без перекладины, но все же на свежем воздухе было гораздо предпочтительнее, нежели в душных квартирах.

Женщина остановилась возле упомянутого турника и, тяжело дыша, осмотрелась по сторонам. Никогда в жизни еще ее лицо не выражало такого священного ужаса. Растерянный взгляд наконец сфокусировался на низенькой беседке без крыши. Клавдия продолжила кросс в этом направлении.

Как ей и сообщили доброжелательные знакомые по телефону, Федечка возлежал на одной из изрезанных перочинным ножичком скамеек, нелепо подвернув под себя левую ногу. Руки безвольно болтались вдоль тела, голова запрокинута назад. Клавдия испуганно зажала рукой собственный рот, предупреждая крик ужаса, но уже секунду спустя по мерно вздымающемуся Федечкиному животу она поняла, что парнишка всего лишь спит безмятежным сном.

— Господи! — тихо вымолвила она и приблизилась к телу племянника.

Ее увесистая тяжелая рука ухватила парня за плечо и пару раз энергично встряхнула так, что Федор едва не свалился на дощатый пол. При своей внушительной комплекции Розгина могла при желании быть очень сильной.

— Федя! — заголосила она едва ли не басом во весь голос. — Федор! Федечка! — Не достигнув ожидаемого результата, Клавдия, коротко замахнувшись, влепила юноше хлесткую пощечину. Удар получился что надо. Женщина явно не рассчитала собственные силы, и на нежной юношеской коже враз проступил красный отпечаток увесистой пятерни. — Вставай, скотина! Разлегся, паразит! — Глаза ее наполнились неконтролируемыми уже слезами. — Позорище мое… Соседи говорят, а я не поверила… Вставай, сволочь!

Тетка шлепнула его по лицу еще раз, но на этот раз слегка умерив силу. Это действие оказалось положительным. Федечка с трудом разлепил отяжелевшие веки, приподнял с жесткой скамейки голову и после непродолжительных усилий сумел-таки сфокусировать свой мутный, блуждающий, как у наркомана, взор на склонившейся над ним женщине.