Олег Рой - Тайный шифр художника

– Знаете, юноша, – философски заметил Борис Маркович. – Если бы мы все такие здоровые были, как за то здоровье пьем, у нас вообще никто бы ни разу не заболел.

Поскольку разговор, в общем, исчерпал себя, мы вскоре откланялись. И, выйдя на улицу, я сразу поделился с Викой своими мыслями.

– Похоже, моя догадка оказалась верной. Видишь ли, я уже давно подозреваю, что стиль Андрея Зеленцова – это не просто какие-то особые способности, дар свыше, которого ни у кого нет…

– Ты думаешь, что это какая-то редкая техника рисунка? – сразу догадалась Вика. – Да, возможно, ты и прав. К сожалению, я не слишком хорошо разбираюсь в искусстве и не знакома с такой техникой. Вот мама, скорее всего, могла бы нам что-то рассказать. Но ее, увы, уже не спросишь…

– Да, именно речь об особой технике, – продолжил я торопливо, чтобы отвлечь Вику от грустных мыслей. – Которую, конечно, Зеленцов изобрел не сам. А у кого-то ей научился.

– Да, этот одессит так и сказал, – кивнула Вика. – Знаешь, и он, и антиквар, они такие… Даже не знаю, как назвать, своеобразные, что ли. Не могу сказать, что кто-то из них мне понравился. Хотя бы потому, что ни тому ни другому я не поверила. Они оба явно были и не откровенны с нами, и не искренни. Вплоть до того, что если таинственным убийцей и уничтожителем картин окажется кто-то из них, я не удивлюсь.

– Признаться, я тоже, – согласился я. – Хотя тут есть одно «но». Как известно, у каждого преступления должен быть мотив. А с какой стати Рэмбрандту или Гвиру через столько лет вдруг начать убивать сокамерников и уничтожать работы Апостола?

– Не знаю, – пожала плечами Вика. – Но мне и мотивы Маньковского тоже не кажутся убедительными… И вообще, знаешь, что я подумала? А может, нам съездить в Тихвин, к монаху? Это же вроде недалеко? А у нас все равно есть еще несколько дней, пока мы ждем информации от твоего заказчика…

– Тьфу ты, заказчик! – Я только что по лбу себя не хлопнул. – Совсем про него забыл. Вот что, давай-ка вернемся в гостиницу. Это ненадолго, честное слово…

Факс от Артема пришлось поискать – как выяснилось, кто-то из сотрудников гостиницы перепутал и положил листок в почтовую ячейку другого номера. Но зато мне без проблем удалось переслать данные заказчице, даже цена услуги оказалась вполне божеской, я думал, что отправка факса за границу будет стоить дороже. В сопроводительном письме я сообщил, что нахожусь в Санкт-Петербурге и пробуду здесь еще несколько дней. Так что, если она собирается, как и говорила, тоже приехать сюда в ближайшее время, пусть даст знать, когда это будет и стоит ли мне ее дожидаться.

Пока я занимался своими делами, Вика отправилась на разведку и вернулась с приятной новостью. Оказалось, что билеты на автобус до Тихвина можно было купить прямо в гостиничном холле. Впрочем, не только до Тихвина и не только на автобус. Оккупировавшие часть зала билетные кассы охватывали все виды транспорта – от электричек до самолетов – и, кажется, все доступные направления.

– Может, прямо завтра и поедем? – предложила Вика.

И я не стал возражать.

Не то слухи о мрачности Северной столицы оказались изрядно преувеличены, не то погода в честь нашего приезда решила побаловать петербуржцев, но небо третий день подряд сияло чистейшей, без единого облачка, синевой, а солнце намекало, что куртки, пожалуй, скоро можно будет убрать в шкаф. Все это не могло не радовать нас с Викой, однако по прибытии на автовокзал наша радость слегка поутихла. Заполонившие автостанцию толпы граждан с сумками, мешками и рюкзаками, из которых жизнерадостно топорщилась рассада и торчали рукоятки садово-огородного инвентаря, демонстрировали серо-коричнево-черно-зеленое разнообразие штормовок, плащей и ветровок.

– С ума сойти, сколько народу! – ахнула Вика.

– Так пятница же, – запоздало сообразил я. – Вот народ и рвется отдохнуть от трудовых будней, ударно потрудившись на своих законных шести сотках.

Автобус на Тихвин пришел с опозданием, брать его пришлось штурмом. С огромным трудом я сумел пристроить Вику на сиденье, но она тут же подскочила, уступив место сухонькой маленькой старушке, экипированной брезентовым рюкзаком чуть ли не вдвое больше ее и блестящим новеньким ведром – к счастью, не пустым, а доверху чем-то заполненным и аккуратно прикрытым чистой тряпкой.

– Спасибо, деточка, – от души поблагодарила старушка, усаживаясь. – Видать, хорошо тебя воспитали родители, научили старость уважать. Старость-то – она как зверь: сидит-сидит, затаившись, а потом как напрыгнет в самый неожиданный момент – и все, никуда не денешься. Я тоже, когда молодая была, на стариков смотрела с брезгливостью: и неопрятные они, и немощные, и медлительные, и сварливые, и привязчивые… Не понимала тогда, что не вина это все стариков-то, а беда. Не по своей ведь воле такими становятся. А как поняла – заметила, что уж и на меня молодые смотрят так же, как я на стариков когда-то. Жизнь-то, она чем дальше, тем быстрее бежит…