Олег Рой - Тайный шифр художника

Поначалу Андрей молчал, только все сильнее хмурился, разглядывая мазню «авторитета» под его разглагольствования о миссии искусства и, разумеется, о необходимости создавать «новую реальность». Но вдруг взорвался, заявив, что называть искусством, тем более новым, убого сработанную и композиционно беспомощную мазню – все равно что называть полетом куриные прыжки с забора. И ладно бы просто сказал – еще и в «полотна» потыкал, с соответствующими комментариями. Очень дельными и потому тем более обидными. «Мэтр», естественно, не переносивший даже намека на критику, взбеленился и, ревя африканским львом (прихлебатели подтявкивали по-шакальи), кинулся разъяснять «сопляку», что он никто и звать его никак. Как вообще, так и в роли художника.

Андрей стоял перед разъяренным «авторитетом кисти» так спокойно, что Маргарите вспомнилась библейская притча о Давиде и Голиафе. Похоже, он просто выжидал удобной паузы, чтобы метнуть свой «камень» точно в цель:

– Сейчас я покажу вам, как на самом деле выглядит «новая реальность», – безмятежно улыбнулся он. – Кто согласится мне позировать?

Все промолчали. И тогда вперед шагнула юная девушка и чуть смущенно проговорила:

– Давай я.

Маргарита знала эту девушку, она училась на одном потоке с Зеленцовым. Знал ее, конечно, и Андрей, но в тот момент он поглядел на нее так, точно увидел впервые, и это видение пора-зило его.

Он торопливо схватил карандаш и бумагу. Рисовал Андрей совсем недолго. Но тем полнее оказалось торжество.

Подобного никто из присутствующих не видел никогда. Десятки, если не сотни миниатюрных портретов девушки, с разными выражениями лица, ни одно из которых не повторялось, сливались в один большой портрет, и тот казался трехмерным, как голограмма. Как будто в руках художника был не лист бумаги, а окно куда-то, где посреди снежно-белого пространства существовала только модель, созданная из множества своих маленьких копий.

– Вот это действительно «новое видение», – устало проговорил Андрей. – Это «искусство будущего». Это то, к чему устремлены Матисс и Пикассо, равно как и некоторые из вас. И то, чего никогда не достигнут халтурщики.

Он развернулся и вышел. Маргарита поспешила за ним, но прежде пулей метнулась к рисунку и схватила его. Она считала, что все его работы должны принадлежать только ей – как и он сам.

Андрея она нашла на улице, в маленьком сквере у дома. Бледный Зеленцов стоял, прислонившись к дереву, из носа у него шла кровь, которую он вытирал рукавом, бормоча:

– Я не должен был этого делать…

– Почему? – не поняла Маргарита. – Ведь сейчас ты, на глазах у всех, за несколько минут создал шедевр!

И тогда Андрей признался, что с недавних пор заметил за собой нечто странное. Каждый рисунок, выполненный в «технике Бланка», влияет на него каким-то странным образом. С одной стороны, отнимает силы, заставляет чувствовать слабость и головокружение, а с другой – словно открывает если не дверь, то «глазок» в неведомое, позволяя частично предвидеть судьбу того, кого изображаешь.

Маргариту это признание сильно удивило – отец никогда не говорил ни о чем подобном. Тогда, в скверике на Арбате, она еще не отнеслась всерьез к этому признанию, решив, что Андрей фантазирует, преувеличивает, накручивает себя – что взять с творческой экзальтированной натуры? Она только спросила:

– И что же за судьба ждет эту девочку, как ее, Леночка, кажется?

– Она будет любима и счастлива, – глухо ответил Андрей. Но эти слова были произнесены с такой горечью, что у Маргариты пробежал по спине холодок…

Надежды подружить Андрея с «перспективной» тусовкой (чтобы использовать ее в качестве своеобразного трамплина к признанию) рухнули. Более того, он вообще перестал соглашаться на попытки Маргариты «вытащить» его хоть куда-нибудь. Вот как в таком случае прикажете добиваться всемирного признания?

Она впала в некое подобие отчаяния, довольно быстро переросшее в ярость. Как эти мелкие людишки, эти бездарные мазилки, как они посмели отвернуться от Зеленцова? От ее Андрея, великого художника? Они должны быть наказаны. Уничтожены…

Если верить дневнику, Маргарита «задействовала нужные связи», в результате чего случился судьбоносный визит Никиты Сергеевича на выставку авангардистов, за которым последовал фактический разгром «Новой реальности».

Было ли это правдой? Строго говоря, могло быть – крошечный камешек может спровоцировать лавину, а слово, сказанное в нужное время и в нужном месте, вполне может сыграть роль такого камешка. Но как по мне, так посещение главой СССР юбилейной выставки было мероприятием вполне протокольным, а его бешенство возле картин «Новой реальности» легко объясняется чисто личными особенностями Никиты Сергеевича.