Олег Рой: Тайный шифр художника

«Вальтер удивительный человек! – писала она. – Он не только не возражает, чтобы Андрей жил с нами, но всячески поддерживает эту идею и помогает мне. Он вообще понимает меня, как никто и никогда. А ведь, казалось бы, мизантроп. Но понимания в нем в сто раз больше, чем у тех, кто кричит на всех углах о гуманности, милосердии и братстве…»

Меня же «сочувствие» фон Бегерита почему-то не удивляло. Думаю, Маргарита его развлекала. В конце концов, они ведь, по сути своей, оказались очень похожи в главном: есть я и мои желания, и есть все остальные, которые интересны лишь с точки зрения соответствия моим желаниям. И ничего, что Маргарита находилась в тот момент лишь в начале этого пути. Бегерит разглядел в ней собственного будущего двойника. Нужно было всего лишь обеспечить ей нужное направление. Подтолкнуть. И этот, с позволения сказать, эксперимент, похоже, блестяще удался. Под воздействием непрерывного ледяного анализа даже те живые человеческие чувства, которые еще оставались у нее к Зеленцову, намертво замерзли и рассыпались, оставив лишь жажду обладания.

Впрочем, обладать было уже особенно нечем. Когда у Зеленцова закончился срок поселения, Маргарита приехала проверить, как у него дела, и ужаснулась. Дела были совсем плохи. Почти прозрачный, с горящими глазами, в нищей комнатенке, завешанной новыми работами – и со всех смотрела Елена Короткова. А он только стонал: «Она исчезла… я не могу ее найти, увидеть… я ей не нужен… все мои предчувствия сбылись…» Маргарита сорвала все рисунки со стен и снова, как тогда, сожгла. А у Зеленцова даже не хватило сил ей помешать.

Ей удалось вывезти Андрея в Европу. Он был не просто сломлен – раздавлен. Единственным, что в нем еще оставалось живого, был его талант. Фон Бегерит относился к его творчеству на удивление серьезно. На протяжении всей десятилетней агонии Зеленцова он не оставлял попыток если не спасти, то хотя бы немного продлить его жизнь, не жалея ради этого ни денег, ни влияния, ни собственных усилий – ведь он как раз был специалистом в этой области. Но все попытки оказались безрезультатными. Не потому, что медицина была бессильна против болезни Зеленцова, а потому, что врачи не обнаружили у него никакой болезни. Совсем никакой. Он просто постепенно угасал.

– Никто не отнимает у него жизнь, – грустно констатировал фон Бегерит. – Он сам ее отдает. Талант оказался слишком тяжел для него.

Последние работы Зеленцова, включая тот самый «семейный» портрет, что висел над камином, потеряли живший раньше в нем свет и изливали лишь мрак и страх.

«Он говорит, – писала Маргарита, – что раздарил весь свой свет. Он вкладывал его в те проклятые портреты, и теперь они его убивают. Она его убивает. Она всех убивает!»

Похоже, это стало для нее навязчивой идеей. Маргарита уничтожила все изображения Елены, что удалось собрать в бегеритовской коллекции, но это, разумеется, не помогло. Зеленцов умер. И это был проигрыш. С этим Маргарита смириться не могла. Не потому, что любила Зеленцова – вряд ли к этому моменту она еще была способна на любовь. Но проигрыш? Потеря того, что ей нужно? Немыслимо.

Впрочем, снаружи все было прекрасно. С Маргаритой, в отличие от Андрея, все методики по омоложению сработали прекрасно. Фон Бегерит очень гордился своей живой рекламой и развлекал ее, как умел. А умел он многое: таксидермия, вивисекция, эксперименты на живых организмах… Маргарите понравилось помогать ему, она оказалась весьма способной ученицей. И энтузиазма у нее хватало. Бесчеловечные эксперименты увлекали ее и… отвлекали от мыслей о Зеленцове. Прошлое, казалось, осталось в прошлом. Далеко-далеко.

Вальтер фон Бегерит, «победивший старость», бодрый, полный сил и готовый прожить как минимум до двухсот лет, пал жертвой глупейшего ДТП. Оказался не в то время не в том месте – точнее, на дороге у не то обкуренного, не то вдупель пьяного лихача. И это случилось недавно, меньше двух лет назад.

Оставшись весьма богатой вдовой, Маргарита не то чтобы была огорчена, но вскоре поняла, что Вальтера ей катастрофически не хватает. Нет, какая там любовь! Но у нее вдруг обнаружилось масса свободного времени. И, что еще страшнее, масса свободных мыслей. Ей вновь начал сниться Зеленцов.

«Кажется, он хочет вернуться… или освободиться… Но он не может – пока эта тварь его удерживает. Я должна… я могу помочь. И я тоже стану опять свободной! Все будет, как я хочу!»

Похоже, к этому моменту ее крыша уехала совсем далеко. Маргарита решила, что раз портреты Коротковой убивали Зеленцова, значит, для его «освобождения» (она писала то об «освобождении», то о «возвращении») нужно лишь собрать все эти портреты и уничтожить. Или, быть может, еще эффективнее будет уничтожить саму модель?