Он услышал, как зашлепали по голому полу в передней домашние туфли Терезы. Дверь приоткрылась, показалось ее настороженное треугольное личико, затем она сняла цепочку и впустила его. Она обняла его за шею, он прильнул губами к ее губам, ощутил прикосновение ее груди и огромного живота, уловил запах ее тела. Под халатом у нее ничего не было надето, как у любой сицилийки летом в доме, и он, приподняв халат, погладил ее, потом поднял на руки и понес через переднюю в комнату с закрытыми ставнями, все убранство которой составляли лишь полумрак, стол и кровать.
Марко положил жену на кровать и овладел ею с победной агрессивностью, подогреваемый вскриками не то боли, не то удовольствия. Обычно он проводил с нею, согласно традиции и желанию, около часа, иногда и больше, а потом, обессилев, они съедали что-нибудь мучное, и он снова отправлялся на работу. Так проходила сиеста, а по вечерам они рано ложились, чтобы, не теряя ни минуты, вновь предаться любви. Всякий достойный уважения мужчина ежедневно налагал подобную епитимью на свою жену и на себя.
Вдруг Марко заметил на простыне кровь.
- Может, я что-то тебе повредил?
- Нет.
- Ты уверена?
- Конечно уверена.
- А вдруг что-нибудь с ребенком? Давай позовем доктора Белометти.
- Не хочу, чтобы он дотрагивался до меня. Лучше я подниму ноги на подушку и полежу.
Он вспомнил, что это ей помогло, когда в первую брачную ночь у нее открылось сильное кровотечение.
- Я все-таки схожу за доктором Белометти, - решил он.
- Не надо. Позови лучше Бруну.
Бруна была повивальной бабкой. Эта беззубая кудахтающая ведьма, умевшая варить запретные снадобья, пользовалась авторитетом у мысливших по старинке мужей, которые отвергали помощь гинекологов-мужчин.
Но Марко пошел за Белометти, доказав этим, что в случае необходимости способен порвать с традициями.
- У нее с самой первой ночи кровотечения, - объяснил он доктору. - Не часто, но бывают.
Белометти, родившийся в селении из арабских лачуг с навесами на горе Камарата, где достигшая брачного возраста женщина никогда не появлялась на улице после шести утра и где ему еще помнились выставленные в окнах брачных покоев запятнанные кровью простыни, посмотрел на Марко с уважением. Времена изменились, в основном к худшему но несколько настоящих мужчин все-таки сохранилось.
- Ты хочешь, чтобы я ее осмотрел?
- Да. Не сердитесь, доктор, но, пожалуйста, сперва вымойте руки. Если нужен пенициллин, я могу достать.
- Я верю в провидение, чистые бинты и свежий воздух, - сказал Белометти. Люди боятся солнца, отсюда и половина болезней. Держите ставни закрытыми, и комната превращается в скопище бацилл.
"Крестьяне, переселившиеся в город, - думал Белометти, - но в душе все еще крестьяне, угнетенные чудовищным однообразием крестьянского существования, ищут избавления от него в какой-то необузданной ярости, и кровать в комнате самое доступное средство, чтобы дать этой ярости выход". Он вспомнил про contadmo <����Крестьянина (итал.).>, которому нечего было есть, кроме кукурузной каши, и он жевал стручки горького перца, пока из глаз у него не начинали литься слезы.
Белометти велел Терезе лечь на бок и принялся ее осматривать; Марко, повернувшись к ним спиной, с тревогой вслушивался в ее учащенное дыхание. Белометти был вторым мужчиной, который видел ее тело я дотрагивался до него. Марко казалось, что она как бы снова лишается девственности, и чем больше он старался думать о том, что доктор беспристрастно и добросовестно выполняет свой долг, как выполнял его уже сотни раз, тем больше мужские достоинства Белометти занимали его воображение. Красота Терезы - густые темные волосы, обрамлявшие лицо с полными губами и большими глазами, характерными для женщин юга, тонкая талия, пышная грудь и широкие бедра - заставляла прохожих на улице смотреть ей вслед, и трудно было поверить, что ее нагота и этот осмотр не вызовут желания у любого мужчины, даже у видавшего виды доктора.
- Пусть она отдохнет день-другой, вот и все, - понизив голос до шепота, сказал Белометти и закрыл свой саквояж. - На этой стадии беременности следует быть осторожней. Она молода, но удачно сложена. Я загляну на той неделе, если не возражаешь.
Он ушел, возле двери еще раз напомнив Марко, что природа - великий целитель и что, по правде говоря, умирать так же естественно, как жить, но его визит ничуть не успокоил Марко. В тот день он боялся уйти из дому, боялся, что Терезу на самом деле мучают боли, но она не признается в этом; боялся, как бы не возобновилось кровотечение.
Читать дальше