Сэм Льювеллин - Кровавый удар

Но мне нравились малолетние преступники. Может быть, много лет назад моему отцу так же нравились шпионы, которых он возил.

От этой мысли я успокоился настолько, что сумел выровнять курс.

Я случайно увидел свое лицо, которое отражалось в блестящей пластмассе портлендского плоттера, который лежал на карте. Я не брился с того дня, как покинул Англию. Борода была черная и густая. Я вспомнил первые слова, произнесенные Теркелем: "Боже милостивый, вы же его сын".

Сын... Теркель знал о моем существовании. Никто, кроме отца, не мог рассказать ему обо мне. Отец меня помнил. Но не возвращался.

Этого я не понимал.

Злость улеглась, но не проходила. Я хотел знать, почему он так поступил, и знал, как я это выясню. Я заметил неловкие, косые взгляды Теркеля.

Я его найду.

Я отложил плоттер, повесил на шею компас и взбежал по трапу.

К северу от нас расстилался низкий серо-зеленый берег. К югу под горячими бликами солнца сверкало море. Там, за горизонтом, была Эстония. В Хельсинки я познакомлю Дина с Дикки Уилсоном, то бишь мистером Джонсоном. Из Хельсинки парусники поплывут в Таллинн, столицу Эстонии.

В Хельсинки приятно приплывать. Только что ты прокладывал себе путь между серыми скалами к явно необитаемому скалистому берегу, поросшему деревьями. Через минуту ты видишь большие черно-белые главные буи, качающиеся впереди, как рыбачья флотилия, а из леса тебе навстречу выступают городские здания.

Мы двигались к порту, кишащему кораблями. Там была вымощенная булыжниками площадь, ее окружали выкрашенные охрой здания с белыми колоннами. Перед зданиями виднелись рыночные ряды и стояла толпа. Три или четыре первоклассных крейсера вышли нам навстречу.

— Народу-то! — удивился Дин. У него был возбужденный вид. Города — его стихия.

Вдоль набережной располагались парусники. В кубрике квакала рация: слышались инструкции, как причаливать, и официальные приветствия. Я ощутил минутную дрожь: в прошлый раз, накануне парадной встречи парусных судов, мы нашли на винте Леннарта Ребейна.

Я стоял у руля, ощущая сквозь спицы тяжесть штурвала, и смотрел вдоль бушприта на норвежскую барку, рядом с которой нам велено было причалить.

— Все уже здесь, — заметил Пит.

Два боевых флага "Молодежной компании" развевались среди леса кормовых подзоров. Одно судно, конечно "Вильма", под водительством Отто Кэмпбелла. Второе — "Ксеркс". На борту "Ксеркса" плывет Дикки Уилсон.

— Семейная встреча, — сказал я.

— Мотор? — спросил Пит. От солнца нос у него облупился, борода пожелтела, а брови выгорели так, что их не было видно.

— Нет, — сказал я. — Паруса.

— Есть! — ответил Пит с несвойственной ему официальностью. Я подумал: интересно, сколько раз мой отец причаливал здесь на "Аланде"?

Борт норвежца вырос перед бушпритом. Дин стоял у нактоуза, косица развевалась на ветру, вечернее солнце отсвечивало на его начищенной серьге.

— Швартовы готовы?

— Готовы, — сказал он.

Экипаж стоял на палубе с таким видом, как будто делал это каждый день, не обращая внимания на толпу на берегу. Толпа видела, как пятьдесят пять футов сверкающего дерева прокладывают в море белую борозду, кренясь под надутым парусом от восточного ветра, дующего вдоль набережной. Господи, думают они, зачем паруса, такая скорость?! Он переборщил. Они с нетерпением ожидают треска, с которым бушприт врежется в полированный борт норвежца.

— Ослабить все паруса! — скомандовал я и повернул штурвал на две спицы в наветренную сторону.

Паруса "Лисицы" загремели. Теряя движущую силу, она заскользила к норвежцу. Дин подбросил кормовой швартов, вернул его на эллинг, вздернул на крепительную планку, чтобы остановить судно. "Лисица" пришвартовалась.

— Спустить паруса, — сказал я.

Не зря я их учил! Паруса со свистом и стуком опустились.

Толпа на набережной зааплодировала.

Мы сложили паруса и прибрали судно. На борт поднялся финский гардемарин, отдал честь и вручил мне приглашение с позолоченными уголками.

В шесть часов прием в городской ратуше. По этому случаю там будет большой британский контингент, причем одна из звезд — Дикки Уилсон.

Я вышел в город, отыскал библиотеку и набрался кое-каких сведений о топографии Таллинна. Когда я вернулся на "Лисицу", Дин смывал соль с палубы из шланга с пресной водой.

— Мы идем на вечеринку, — объявил я.

Он подозрительно посмотрел на меня. На загорелом лице выделялись зеленовато-желтые зубы.