Сэм Льювеллин: Кровавый удар

— Билл, спустите, пожалуйста, веревочную лестницу.

Он полез вверх с резвостью обезьяны, демонстрируя моряцкую выучку. Дикки Уилсон дослужился до звания контр-адмирала. Теперь он был президентом "Молодежной компании". Его компания владела двумя кораблями: "Вильмой" и "Ксерксом". "Лисицу" компания фрахтовала уже три года на очень выгодных для нее условиях. Дикки Уилсону нравился мой парусник, потому что он любил все старое, элегантное и аристократическое. По той же причине он не любил меня.

Дикки решительно провел меня в кают-компанию моего собственного корабля.

— Садитесь, — сказал он, указывая мне на кресло.

Мы сели. Он посмотрел на меня исподлобья. Глаза у него были как сапфиры — и по цвету, и по тяжести взгляда.

— Знаете, кого вы выловили?

Я ответил:

— Русского.

— С "Союза"! — Голос Дикки был веселым, глаза — нет. — Только что я разговаривал с капитаном. Этого парня в последний раз видели, когда он садился в лодку в полном здравии. — Он помолчал, давая мне возможность переварить сказанное. Я переварил.

— Мой вахтенный видел лодку. Мы чуть не столкнулись с ней.

— Кто был на вахте?

— Мэри Кларк.

Он черкнул что-то в своей маленькой записной книжке.

— Та самая Мэри, которую вытошнило при полицейском? Я слышал, она была пьяна? — Сапфировые глаза сделались узкими и злыми. Он продолжал: — Я не спрашиваю вас, как ей удалось нализаться. Я только прошу вас впредь относиться очень ответственно к каждому сказанному вами слову.

Изящная фраза Дикки означала, что из этого грязного дела мне следует выпутаться так, чтобы не замешать в него ни министра, ни "Молодежную компанию", ни прочих влиятельных спонсоров мероприятия. И конечно, чтобы не пострадало доброе имя Дикки Уилсона.

Я принял во внимание его совет.

— Мэри считает, что с лодкой все было в порядке. Я верю ей. Я напишу вам рапорт.

Он насторожился.

— Значит, по-вашему, русский утонул где-то в другом месте, и его тело принесло течением под ваш винт?

— Да.

Он открыл рот, чтобы сказать мне что-то важное, дать мне еще один полезный совет, но, поскольку его компания всего лишь фрахтовала "Лисицу", Дикки закрыл рот и, немного помолчав, произнес:

— Я прочитаю ваш рапорт с большим интересом.

Экипаж "Лисицы" собрался на палубе. Дикки пожимал ребятам руки и всматривался в лица. Капли дождя темными пятнами расплылись по его безупречному кителю. Наконец он спросил:

— Кто из вас Мэри?

Несчастное лицо Мэри сделалось еще несчастней. Дикки коснулся ее плеча:

— Поговорим наедине.

Ну уж нет! — подумал я и направился вслед за ними в кают-компанию. Но тут передо мной возник Джонни Роуз, нервный, похожий на мышонка мальчишка, любивший в прошлом кататься на чужих машинах.

— А ваш Дин... — торопливо заговорил Джонни.

— Потом, потом, — отмахнулся я. Ни в коем случае я не должен был допустить, чтобы Дикки допрашивал Мэри. Чтобы он ее шантажировал.

— Дин смылся, — выдохнул Джонни.

Я замер, уставившись на него. Дин мне понравился с первой минуты нашего знакомства. И я в нем не ошибся. За три года он стал не просто хорошим моряком, он стал настоящим лидером команды. Я знал, что Дин мог быть и грубым, и нечестным. Но только с теми, кто, как он считал, заслуживает этого. За время плавания на "Лисице" Дин стал почти моим другом.

— Значит, вы видели лодку... — донесся снизу голос Дикки.

Я поспешил на выручку Мэри. Она сидела на стуле, нервно поправляя грязными руками свои давно не мытые черные волосы. Характерным движением она отводила длинные лохмы со лба и заправляла за уши. Дикки стоял, опершись о стол, и его лицо было красным, как у повара.

Кают-компания "Лисицы" — очень высокая по современным меркам. Примерно шесть футов от пола до потолка. Остановившись на лестнице, я изрядно возвышался над Дикки.

— Можешь идти, Мэри, — сказал я. — Поговорим позже.

Она моментально исчезла. Дикки стиснул зубы и посмотрел на меня взглядом, который мог бы свалить дерево. Потом он четко и раздельно произнес:

— На сегодня назначена пресс-конференция. Мы оба должны там присутствовать. Придется немного помучиться. Будем надеяться, что журналисты проявят понимание... Все-таки дети...

Я молча кивнул.

Дин не любил полицейских куда сильнее, чем полицейские не любили его. Древний рефлекс джунглей подтолкнул его к бегству. Я-то думал, что прежние привычки Дина навсегда ушли в прошлое. Переоценил степень своего влияния.

Я вздохнул и поскреб щетину на подбородке. У меня большой подбородок и большое лицо, под стать всему остальному. В моей прошлой профессии было чертовски неудобно и даже опасно иметь большой рост. Во всех тех местах, куда забрасывал меня журналистский долг, убивали, не разбирая, кто есть кто. На лбу у меня сохранился шрам от камня, попавшего в меня во время разгона уличной демонстрации в секторе Газа, а моему носу не удалось избежать удара о шершавый бетон во время столкновений с полицией в Кейптауне. Однако бриться все равно надо. И побыстрее. Дикки меня ждет.