Сэм Льювеллин - Прилив

Возвращение на яхту сравнимо разве что с приездом домой, в особенности если судно принадлежит вам и счет его ремонта оплачен. С минуту я постоял, восхищаясь работой, проделанной людьми Джорджа: лак сверкает, чистые сухие инструменты лежат на своих местах, все сделано по первому классу. Даже запаха топлива нет. Правда, кто-то оставил на плите кофейник, но верфь есть верфь.

Я потянул крышку и закрыл люк. Мимо прошел моторный катер, и палуба закачалась под ногами, на печке загремел кофейник. Я поднял его. Он был еще теплый. Что-то хлопнуло позади меня. «Незакрепленная доска», — подумал я. Но затем услыхал щелканье задвижки и понял, что это отнюдь не разболтавшаяся доска, а основная дверь. Причина теплоты кофейника дошла до меня, словно поезд врезался в ребра. Я быстро обернулся.

При этом что-то пролетавшее возле моей головы врезалось в нее повыше левого уха и разлилось во мне невыносимой болью. Свет из окошек в потолке капитанской каюты окрасился в кроваво-красный цвет. Колени мои подкосились, и я с грохотом рухнул на палубу, ткнувшись лицом в усыпанный песком лакированный остролист настила.

Мой мозг издавал мощное электрическое гудение. Кофейник был теплым, а на настиле — песок: это значит, что кто-то проник на яхту и скрывается в ее передней, носовой части. Я сознавал, что мне следует чего-то опасаться, но никак не мог сообразить чего, потому что слишком яркий кроваво-красный свет заливал глаза, а голова раскалывалась от боли.

Я закрыл глаза. Боль стала раскручиваться, как большой пропеллер. За каютой кто-то что-то говорил, ноя не понимал, что именно, поскольку не мог различить слов из-за гудения в ушах. «Ошибкой было приезжать в Ла-Рошель», — твердил мой внутренний голос. Позволив мыслям расслабиться, я погрузился в ожидавшую этого угрожающую тьму.

Что-то мокрое ударило меня в лицо. Глаза открылись. В них хлынул свет и соленая вода. Я поморгал. И первое, что увидел, — ведро. Мои глаза сфокусировались на человеке, державшем его.

— Экая бестолочь! — сказал Тибо Леду. — Я едва не убил тебя.

С невероятным, болезненным усилием я поднялся на дрожащие колени и с трудом забрался в штурманское кресло.

— Какого черта ты здесь делаешь? — спросил я.

— Не волнуйся.

Сквозь электрическое гудение в голове пробирались воспоминания. Жан-Клод и все остальные, кто разыскивал Тибо. Это те же самые люди, которые удерживают Фрэнки. Нет оснований полагать, что они отступились от поисков Тибо. Он был не в том положении, чтобы говорить кому-либо: «Не волнуйся». Да и сам я тоже.

— Не будь так глуп, — сказал я.

— Рад видеть тебя. Нам надо поговорить.

— Тогда давай поговорим.

Гул перешел в пульсацию, словно дизельный двигатель снова заработал в моем черепе.

— Не здесь, — сказал Тибо.

Я плохо видел. Он был одет в спецодежду с капюшоном и подстежкой из стекловолокна. Его лицо было землисто-серым, как у человека, долгое время проведшего без солнечного света.

— Нам следует уйти отсюда. Возможно, кто-то видел, как ты приехал.

— Уйти куда? — спросил я.

— В море.

— Но было штормовое предупреждение.

— Не может быть, — сказал Тибо. — Мы выйдем в море. Я сидел в подвале на острове Ре, потом вдруг увидел эту яхту на буе. Мы отправляемся сейчас, или я сойду с ума.

Тибо натянул на голову капюшон комбинезона и поспешил на палубу. Я был слишком слаб, чтобы последовать за ним.

Завелся двигатель, хлопнуло швартовочное кольцо. Тибо спустился вниз, сунул голову в плексигласовый свод и схватил дистанционное управление автопилотом.

— Я тебе покажу, — сказал он и улыбнулся своей знаменитой улыбкой.

Я слишком плохо себя чувствовал, чтобы меня могли успокоить улыбки кинозвезд. Положив голову на покрытые новыми свежими чехлами подушки, я закрыл глаза.

Когда же пришел в себя, то не мог понять: час я проспал или всего минуту. Но небо за сводом из серого стало черным, так что прошло, должно быть, больше, чем одна минута. В носовой части яхты прогрохотала цепь, затем послышалось скольжение троса. Я ощутил, как «Аркансьель» в секундном свободном дрейфе откинулся назад. Затем мачта его двинулась в противоположном направлении и судно, с завывающим в его вантах ветром, на килевой волне напоминало детскую лошадку-качалку. Мы стали на якорь.

Тибо снова спустился вниз.

— Мы в безопасности, — сказал он. — Я вышел к маяку, делая вид, что направляюсь в море, а затем выключил навигационные огни, вернулся и стал на якорь.