Илья Садчиков - Стальной прилив

Свободный Калининград.

Гостиница «Москва».

9 ноября 2035 года, 02:00

Полковник Соколов проснулся от резкой трели будильника. Сев на край кровати, Сергей устремил взгляд на циферблат электронных часов. Зеленые кристаллики высвечивали аккуратную двойку и два тревожных нуля. До подъема оставался час, но организм проснулся и не хотел возвращаться в кровать.

Нацепив на себя одежду, полковник засунул руку под тумбочку и улыбнулся. Пальцы нащупали холодную рукоять отцовского «вальтера». Положив оружие на поверхность журнального столика, Соколов собрал одеяло, бросил сверху взбитую подушку и оценивающим взглядом окинул кровать.

Удовлетворенно кивнув головой, Сергей направился к платяному шкафу. Повязав на шею галстук и накинув на плечи пиджак, полковник устремил свой взгляд на зеркало. На него смотрел стройный, подтянутый мужчина средних лет, лицо которого несло на себе печать хронического недосыпания. Глаза зеркального двойника были усталыми и немного грустными, в них отражались бессонные часы военных кампаний.

– Поспать бы тебе, друг! – с укоризной произнес полковник. – Не ровен час, совершишь ошибку и камнем пойдешь к земле.

Зеркальный двойник равнодушно пожал плечами и усмехнулся. Черная полоска усов надменно поднялась вверх, брови выгнулись. По всей видимости, «двойник» не боялся ошибок и был уверен в своих силах. Наивность этого парня и поражала и восхищала Сергея.

Ввернув в рукава запонки, полковник подошел к окну и распахнул пластиковую форточку. В лицо Соколова ударил порыв холодного, зябкого ветра. В комнату ворвались крохотные капли дождя, окропившие лицо неприятными ледяными брызгами.

За пределами гостиницы простиралась темная громада спящего Калининграда. Постройки города утопали в серой пелене дождя. Единственным живым элементом ландшафта оставался проблесковый маячок, мерцающий на верхушке кафедрального собора. Развалины уничтоженных небоскребов выступали из мрака, словно скрюченные пальцы покойника. Мрачные свидетели тридцатидневной войны, они так и не были достроены прежним правительством. Новая власть заморозила стройку и перенесла уцелевшую коммерческую недвижимость за первое кольцо противовоздушной обороны.

В первом кольце жили представители городской администрации и богатые обитатели вольного города. Соколов терпеть не мог эту публику за излишнюю надменность и трусость. Подумав об этих людях, полковник нахмурился. Его мысль перенеслась за пределы первого кольца ПВО.

Регион второго защитного периметра был заставлен забавными двухэтажными домиками, выполненными в немецком архитектурном стиле. В этих простеньких, но функциональных постройках обитал персонал аэродрома, а также клерки, обслуживающие коммерческие структуры города. Люди второго круга жили бедно и частенько работали за свет, воду и ежедневное питание, предоставляемое корпорациями.

Третья зона ПВО представляла собой сплошную зону развалин. Соколов был в ней всего раз, но увиденное неприятно поразило его. Дома в третьей зоне превратились в груды обломков. Уцелели лишь несущие стены да телеграфные столбы. Те части улиц, что уцелели во время бомбежки, были завалены разбитыми корпусами машин. Через городской асфальт проросла неизвестная Соколову трава. Она была сухой и цеплялась за одежду многочисленными колючками. Эти безлюдные руины напомнили Соколову Сталинград. Точнее сказать, художественный образ Сталинграда, почерпнутый из старых советских фильмов.

Очевидцы войны говорили, что периферия города превратилась в руины всего за пару минут. Взрывная волна от бомбы докатилась до хлипких домиков, смяла их нелепые конструкции, словно бумажные игрушки. Погибших никто не считал, раненых не спасали. Пожары и очаги возгорания убили не меньше гражданских, чем сам взрыв. Когда война подошла к концу, правительство отгородилось от прошлого бетонной стеной. Люди предпочли забыть о третьей зоне, потому что она бередила в умах неприятные воспоминания.

За последние десять лет Калининград утих и сжался, превратился в бездушный придаток Синдиката. Стал его механической печатной машинкой, работающей без перерывов и выходных дней двадцать четыре часа в сутки.

Аэродром, в отличие от города, продолжал жить своей вольной военной жизнью. В воздушном пространстве Калининграда было не протолкнуться. В небе ревели реактивные двигатели. На полосу садились тяжелые транспортные самолеты, юркие истребители и горбатые бомбардировщики. Одни машины запрашивали разрешения на посадку, тогда как другие отрывались от земли, и, сверкнув красными огоньками крыльев, скрывались в темноте зябкой ночи. Взлетно-посадочные полосы фонтанировали жизнью, тогда как сам город казался сонным, угрюмым и неприветливым.