Николас Фрилинг - Сфера влияния

— Никогда не видела ее. Он никогда не упоминал ни о чем, что касалось его личной жизни, не думаю, что он из тех людей, которые любят поплакаться в жилетку секретарше. Мне он нравится, я очень скучаю по нему.

— А кто теперь выполняет его работу?

— Я — по крайней мере, ее большую часть. Исключая обеды, ужины и очаровывание нужных людей.

— Не стану больше вас задерживать. А что у вас сегодня на ужин?

Она рассмеялась:

— Омлет с замороженными креветками — боюсь, это не самое оригинальное меню.

— Приятного аппетита.

Ван дер Вальку осталось позвонить в отель «Амстель». Мистер Либуда уже вернулся, так что если он поторопится, то они смогут встретиться прямо сейчас. Внезапно вспомнив, что все его расходы оплачиваются, он немедленно взял такси. Мистер Либуда был в баре — пил виски.

— Да, это было примерно в это же время дня, представьте себе, ровно неделю назад. Мы ужинали здесь, а на следующий день я должен был отправляться в Кельн. Я вернулся вчера и, я вам доложу, чрезвычайно этому рад. Карнавал! Ну конечно! Сегодня же понедельник. Последний понедельник перед Великим постом. В Кельне шумное веселье.

— Вы упоминали об этом в тот день, когда последний раз его видели?

— Это он мне об этом напомнил, раз уж на то пошло. Я об этом и позабыл совсем. Я был тогда не в самом радостном расположении духа, и он сказал мне, что ему нравятся карнавалы, а я ответил, что ему — может быть, но не мне. Какое несчастье, я уехал из Рио, чтобы только убраться подальше от всего этого разухабистого веселья.

Кроме этого, услышать от мистера Либуда не удалось ничего, правда, это могло ровным счетом ничего не означать. Ну что ж, какая-никакая, а все-таки зацепка. Досадливо выругавшись, он отправился домой на трамвае. К этому времени час пик уже кончился.

Дома его ждал омлет с ветчиной и шпинатом на ужин и телевизионные репортажи о карнавальных шествиях, которые проходили в разных уголках Европы, включая Кельн, Майнц и Мюнхен. Немцы, наряженные в костюмы пастухов, восторженно орали и ревели, пиво, булькая и шипя пеной, лилось рекой; и как только мочевые пузыри бюргеров выдерживают его натиск?

На следующее утро он отправился в офис, удрученный безрадостными мыслями о том, сколько рутинной работы ему предстоит выполнить, — сплошные проверки. Весь день прошел в бесконечной веренице трансагентств, фирм, сдающих в аренду автомобили, и отелей. Наконец этот чертов день подошел к концу, результатом праведных трудов была обретенная уверенность в том, что Жан-Клод Маршал не просто отправился в какой-нибудь богом забытый уголок Голландии, чтобы спокойно поудить рыбу вдали от мирской суеты.

— Я слышал, что тебе досталась непыльная неофициальная работенка, — ехидно заметил старший инспектор Кан, столкнувшись с Ван дер Вальком в коридоре. Тот равнодушно чертыхнулся.

Ближе к вечеру у него появилась идея.

Жан-Клод Маршал во время войны служил в британской разведке. Ничего особенно захватывающего: чин майора, горсть стандартных наград, ранений не было. Девять десятых своей работы он выполнял в кабинете, и тем не менее… Может быть, все-таки было какое-нибудь особое задание? Может быть, в какой-нибудь уголок Европы его сбросили с парашютом или он под покровом ночи причалил к какому-нибудь берегу на резиновой лодке или был внедрен во вражеские ряды? Может быть, он вспомнил о своих приключениях и с ним случился приступ ностальгии, заставивший его бежать куда-то, чтобы спастись от рутины хотя бы на время?

Ван дер Вальк позвонил в лондонский военный штаб; они были терпеливо вежливы и даже, преодолев обычную косность и инертность, заверили, что ответят ему телеграммой по ночному тарифу.

Анн-Мари пообещала, что снабдит его фотографиями, так что по пути домой он заехал за ними. Свежих среди них не оказалось, но костлявое лицо с острым носом было явно не из тех, что сильно изменяются со временем. Оно было даже как-то по-особенному красиво; что-то в этом носе напомнило ему кого-то-но-не-могу-вспомнить-кого — хотя вполне возможно, что несколько позже его осенит.

В этот вечер веселья было еще больше — кульминация карнавала под холодным, резким, пронизывающим северо-западным ветром. Голландия наблюдала за этим шабашем со смущенным неодобрением, завистью и легким суеверным ужасом.

— Выключи эту ерунду — пощади мои нервы, — взмолилась Арлетт: она находилась в необычайно сердитом настроении, по той причине, что у нее что-то не ладилось с шитьем — она сильно укололась, у нее порвалась нитка с таким звуком, что издает стрела, вонзаясь в мишень, а ее машинка вдруг нервно зажужжала и зашумела, словно куропатка, спугнутая со жнивья. В довершение ко всем неприятностям она, страдальчески вскрикнув, нечаянно разорвала лоскут ткани.