Ольга Лаврова: Расскажи, расскажи, бродяга

- Ничего, сидим дружно.

- И не скучно в четырех стенах?

- Бывает. И без водки, понятно, туго. Но как вспомнишь ночевки под забором... тут хоть койка есть.

- А домой никогда не тянет? Мать совсем одна.

- Мать жалко. Да она уже, наверно, меня похоронила. Столько лет...

- Матери, Федотов, до смерти ждут. Хоть бы написали.

- Что-то допрос сегодня чудной, - кривовато хмыкнул тот.

- Попытка разговора по душам. Но не настаиваю. Давно хотел спросить: чем вы жили? Ведь надо есть, надо одеваться. И это годами!

- Очень верно говорите. Каждый день - целая морока. Собачья жизнь. Иногда до того тоска возьмет... - причитания горемычного сиротки.

- Мы ведь решили без задушевности. Мне нужно официально записать, на какие средства вы существовали. Охарактеризовать, так сказать, ваш модус вивенди.

- Модус чего?

- Образ жизни.

- Официально? Ну, официально запишите так, - он продиктовал: - Существовал на различные случайные заработки, не носящие преступного характера. - И пояснил свою юридическую грамотность: - С культурными людьми сижу, всему научат.

- Насчет случайных заработков подробнее.

- Кому чемодан донесешь, кому огород вскопаешь, дров наколешь. Иной раз у бабы переночуешь - на дорогу троячок сунет.

- На это не просуществуешь.

- Иногда попутчик накормит. А то еще промысел: поезд пришел, ставят его в тупик. Бутылки соберешь по вагонам - и порядок. Статьи за это нет, а харчи есть.

- Охота вам лапти плести?

- Лапти?

- В смысле - языком.

Еще частичка туда же, в осадок.

- А-а, языком... Ваше дело проверить. Может, я правду говорю, почем вы знаете?

- В каких городах за последние годы побывали?

- Разве вспомнишь! Еду, бывало, а тут контролер идет или из окна вид красивый. Слезаю. Так тебя жизнь несет и несет. Вчера пальмы, завтра снег. А запоминать - сами подумайте - на кой черт мне запоминать, я не турист какой-нибудь.

Это уж верно.

- Откуда вы попали в Москву?

- Откуда? Издалека.

Что-то поразило Знаменского. Мелькнуло: первое слово, которое сказано своим, настоящим голосом.

- Поточнее, пожалуйста.

- Ах, гражданин следователь, мир велик.

- Мир-то велик, а в Москву-то зачем?

- Видно, судьба. Почитай, с детства мечтал увидеть.

Опять же своим, настоящим голосом.

Будь у Знаменского загривок, на нем враждебно взъерошилась бы шерсть. Он не знал, почему благодушные нотки в ответе сработали именно так, но пахнуло резко чужим, чуждым. Мечтал увидеть... он мечтал увидеть...

- Белокаменную? - неожиданно для себя тихо и медленно произнес Знаменский.

Хлоп! - глаза провалились куда-то внутрь, на месте их между веками были равнодушные стеклянные шарики, и человек бормотнул скороговоркой:

- Ну да, столицу нашей Родины.

Вошел Томин, Знаменский очнулся, обнаружил себя в нелепой позе: почти лежащим грудью на столе с вытянутой в сторону допрашиваемого шеей... что за наваждение! Выпрямился, принял достойный вид, но с загривком сладить не мог, там по-прежнему шевелилось и дыбилось. Чем-то требуется элементарным продолжить для успокоения.

- Укажите конкретно деревни, где вы работали с плотниками, уйдя из дому. И что именно строили.

- Пьянствовал я в то время. Помню, тут колодец, там сарай, но конкретно указать не могу.

- Полюбуйся, Саша, амнезия.

Тот передвинулся за спину Знаменского для удобства любования бомжем. "Амнезию" сунули Знаменскому на язык некие подспудные силы, и они же заставили пристально следить, отзовется ли бродяга на латинский термин.

- Слушайте, Федотов! Ваше поведение подозрительно! Категорическое нежелание называть какие-либо пункты, где...

Знаменский испробовал металлический тембр, и тотчас бродяга взвинченно окрысился:

- А мне непонятно, к чему этот треп! При чем тут обвинение, которое мне предъявлено?!

- Обвинение еще не предъявлено. Я еще не уверен в его содержании, вполголоса возразил Знаменский.

- Извините, гражданин следователь, погорячился, - он ссутулил широченные плечи в показном смирении. - У нас в камере коечка освобождается у окна. Ребята собирались ее разыгрывать. Может, я пойду? Поучаствую? Жизнь-то, ее везде хочется прожить покрасивее.

- Исключительно меткое замечание, - подхватил Томин. - Но ваша коечка и сейчас у окна. Крайняя в левом ряду. Что скажете?

- Скажу, что такие ваши приемы противоречат нормам законности. Я буду жаловаться прокурору!

Зазвонил телефон, Томин снял трубку и передал Знаменскому.

- Братишка.

- Колька? Привет... С двумя неизвестными? У меня тут с одним, и то никак не решу... Честное знаменское... А ты еще разочек, настойчивее. Прежде всего потребуй у них документы, у неизвестных, - он разъединился. - По-моему, мать просто подослала его выведать, скоро ли я.