Ольга Лаврова - Третейский судья

Марголина умолкает, она до слез расстроена, и Пал Палыч дает ей передышку. Томин открывает было рот, Пал Палыч жестом притормаживает его на десяток секунд и потом только делает разрешающий знак.

- Из дела непонятно, как получилось, что вас задержали. Сколько вы находились в квартире? - спрашивает Томин.

- Минут пятнадцать... Не помню. И вдруг нагрянула милиция.

- Тут сказано: "анонимный телефонный звонок об убийстве".

- Десять лет гадаю, кто позвонил. Кто меня подставил?

- Допустим, убийца, - продолжает Томин. - Значит, он знал, что вы придете к Веронике.

- Невозможно.

- Напротив, только так можно строить какую-то версию.

- Я сейчас объясню. Никто не знал. Я решила к ней поехать вдруг. Позвонила. Она не подошла. Но я все равно поехала, у меня были ключи, я могла без нее зайти и поесть... Стала отпирать, оказалось, дверь открыта. Когда вошла, она уже была мертвая... но не совсем еще холодная... Я не сразу сообразила, что с ней. А когда поняла, как-то очумела. Собрала с подзеркальника коробочки. Села и стала реветь. И тут меня замели.

- Что-нибудь исчезло из квартиры? Не проверяли? - спрашивает Знаменский.

- Кто знает, что у нее было. Рвутся ниточки, не завязываются.

- По наркотикам Вероника поддерживала какие-то контакты? - пытается что-то выудить Знаменский.

- Все шло через меня.

- У вашей подруги наверняка не было других мужчин? - вступает Томин.

- Абсолютно наверняка.

- А если тем не менее предположить, что ее убил Олег? - подхватывает Знаменский. - По какой-то неведомой причине?

- Зачем человеку убивать самое дорогое?

- А чем он занимался? - интересуется Томин.

- Не знаю, она не говорила.

- Может быть, все-таки опознаете его?

- Нет.

Тем допрос и кончается, и сразу кто-то набегает со своими проблемами, трезвонят телефоны, друзьям не дают словом перемолвиться, пока они не выходят из министерства.

- Паша, ты ей веришь?

- Что не убивала? Пожалуй, как ни странно... По-моему, пришло время сесть и подумать. На кислороде.

- Давай, - соглашается Томин.

Знаменский звонит по мобильнику:

- Мать, я к тебе еду. И еще тут сыщик из Интерпола просится. Что купить?.. Так. Так. Ясно, - и обращается к Томину: - Шесть пунктов. А говорят, думать надо на пустой желудок.

- Ну-у, зачем так мучиться?

Они садятся в машину и отъезжают - до ближайшего магазина. В машине Томин спрашивает:

- Почему в Москве деревья не поливают? В Париже вода уж, наверно, не дешевле.

- Ох, Саша, тебя удивляет только это? - отзывается Пал Палыч.

Когда делают покупки, подходит бравый преуспевающий человек: бывший следователь Зыков, который когда-то работал со Знаменским на Петровке.

- Знаменский! - восклицает он. - Сколько лет, сколько зим! И Томин! Где трудишься? - спрашивает он последнего.

- За рубежом.

- Хвалю. А ты, Пал Палыч?

- В министерстве.

- Да брось! Как ты можешь? Коррупция, развал и прочее. С твоими-то принципами!

- А ты, я слыхал, ушел в охранную структуру. Новых русских друг от друга охраняешь. За большую, надо думать, зарплату. Тоже мне принципиальность! Знаменский равнодушно отворачивается от собеседника, но тот берет его за локоть:

- Знаменский, не ругайся. Мы друзья.

- Зачем тебе моя дружба?

- Для самоуважения...- как-то не вполне понятно возражает Зыков.

На даче, поужинав, друзья сидят в саду. Из дома доносится стук печатной машинки.

- Маргарита Николаевна стучит?

- Статью куда-то. "Некоторые вопросы теории Бехтерева о психических эпидемиях на материале финансовых пирамид".

- Ишь ты! По малограмотности я и не выговорю, - прибедняется Томин.

- Ладно, хватит бездельничать. Я еще не знаю твоих кладбищенских похождений.

- Короткая повесть, Паша. В могиле, на которую ходит господин Янов, похоронена его мать. Он сам сказал тамошней тетке. В книге регистрации тоже значится, что хоронил сын. Но записан сын как Коваль Олег Иванович.

- Очень хорошо. Дальше.

- Дальше я двинул в архив адресного бюро и проверил там этого сына. Получил сведения, где он был прописан. Там имел удовольствие найти старую домовую книгу, и в ней их двое: Майкова и Коваль. Про Коваля есть отметка, что работал на Севере, была броня на площадь. Повесть окончена.

- Ты не копал дальше? - не верит Пал Палыч.

- Копал, да попусту. Дом сломали, жильцов поместили в переселенческий фонд. Оттуда они порознь выезжали в новые квартиры. И тут след Коваля исчез, он квартиры не получал.

- Стало быть, Коваль Олег Иванович, - повторяет Знаменский.