Александр Устинов - NEXT-2. Следующий. Книга 4. Во имя любви

— Улегся, — ответил Мошкин. — Не без труда… Только зачем Феде одному в магазин, не пойму.

Лавриков уже пристроил во рту вожделенную сигарету, но прикуривать ее не торопился. Сначала хотел выйти на свежий воздух.

— Не один он будет. Мы после десятичасовой встречи всей бригадой сунемся в пасть к дракону. — Федор Павлович выдержал многозначительную паузу. — Желание большое возникло на «Империю» глянуть с близкого расстояния. Иван — представитель заинтересованной стороны, Федечка — консультант по финансово-экономическим вопросам, ты — для нагнетания ужаса. Сможешь ужаса немножко нагнести?

— Спрашиваешь… — Александр раздулся от гордости, отчего его рубашка явственно затрещала по швам. — А у тебя какая роль?

— У меня? — усмехнулся народный избранник. — У меня роль божества из машины.

— Первый раз о таком слышу. — Санчо сделал вид, что припоминает то, что ему известно о религии.

— Трагедии надо читать, древнегреческие, — пресек его попытки иронизировать Лавриков. — Тем более — на даче. Как только в трагедии у древних греков возникал ну абсолютно безвыходный тупик — на машине спускалось привязанное за веревочку божество и всем давало прикурить. Классика.

Елизавета Михайловна и Федечка молча наблюдали за этой сценой обмена мнениями.

— Классика, — завистливо повторил Мошкин. — Хорошую роль ты себе отхватил.

— На то и главный режиссер.

На пороге комнаты, из которой несколько минут назад выплыл полуобнаженный Санчо, появилась Клавдия. Она, в отличие от своего бойфренда, уже была прилично одета и готова на выход. Правда, женщине еще предстояло накормить всех домочадцев незамысловатым завтраком на скорую руку, но для этого достаточно было только накинуть передник. Розгина всегда так поступала. А сегодня, судя по настрою Федора Павловича, завтрак и подавно обещал занять собой предельно минимальное время. Отстранив Александра в сторону, Клава вышла вперед и оказалась лицом к лицу с «полководцем». Открыто заглянула ему в глаза.

— А мне что, Лавр? — решительно спросила она, сгорая от жажды деятельности.

Лавриков был вынужден разочаровать боевую женщину.

— Клав, ты знаешь, малый бизнес дает стране ощутимый процент национального дохода, — совсем уж как поднаторевший в таких делах политик сказал он.

— Догадываюсь, что дает, — погрустнела Розгина. Уже по началу беседы становилось ясным, к чему клонит мужчина.

— Вот ты и давай стране на своем рабочем месте. — Федор Павлович обезоруживающе улыбнулся.

Такое радушие не сильно сгладило ситуацию. Оскорбленная в своих самых лучших чувствах, Клавдия набычилась и попыталась отыскать моральную поддержку в лице своей старинной подруги Елизаветы Голощаповой.

— Лиз, нет, ты видишь, с кем мне приходится существовать под одной крышей?.. — посетовала она на судьбу, но экономка Кирсановых только улыбнулась в ответ. Она уже успела более или менее разобраться во взаимоотношениях своих новых знакомых. — И сейчас еще кофий потребуют, спасибо, что не в кровать.

— А что? — Федор Павлович заговорщически подмигнул Голощаповой. — Чашечка кофе была бы очень кстати…

Розгина посмотрела на него испепеляющим взглядом и направилась за своим фартуком. Федечка, внимательно следивший за этой перепалкой, громко рассмеялся. На лестнице появился Иван Кирсанов.

Внутренняя решимость оставила Лавра, едва он оказался в салоне служебного автомобиля наедине с Иваном. Сидящий за рулем Николай не спешил вступать в разговоры. Занятый какими-то собственными мыслями и следящий за интенсивным движением на дорогах, Федор Павлович прекрасно понимал, куда они с мальчиком сейчас направляются. Это послужило проявлению двойственного чувства. С одной стороны, Лавриков твердо решил для себя, что зайдет в палату Ольги и снова будет любоваться ее неподвижным лицом. Но в то же время он и боялся этого. Опасался выдать свои чувства перед Кирсановым и, возможно, тем самым отпугнуть его. Заставить относиться к себе настороженно. Душевные переживания наполнили сердце бывшего криминального авторитета. Но и молчать, предаваясь самоедству, он тоже не мог. Хотелось поговорить с мальчиком о том, что больше всего занимало сейчас его мысли. И Федор Павлович решился, переступив через себя.

— Слышь, Вань… — Лавр повернул голову.

— А?

Кирсанов живо отреагировал на предлагаемое общение. Он тоже чувствовал себя отнюдь не на высоте. Молчание угнетало мальчика. Ему продолжали рисоваться мрачные перспективы, связанные с болезнью матери и с тем, что она, возможно, никогда не откроет глаз. Такое не просто пугало Ивана, а повергало его в граничащий с паникой ужас.