Александр Горохов - Смертельный азарт

— Вы в состоянии вести беседу, господин Дубин?

Спартак тяжело дышал. Быть может, он и мог бы ответить что-то разумное, но чувствовал, что язык да и челюсти ему не подчиняются.

— Нет, господин Дубин, — с сожалением констатировал Куприянов. — Деловой беседы, к которой вы так рвались, вести вы сейчас не можете. Это ничего. Отдохните часок-другой, мы вас приведем в норму и тогда обсудим наши проблемы.

Следом за этим на люк опустилась сначала стальная решетка, потом глухая крышка, и вновь наступила тьма. Признаков хоть какого-либо освещения на этот раз Спартак не заметил.

И сколько так прошло времени — ни ощутить, ни оценить Спартак не мог. В постепенно проясняющемся сознании с горькой болью мелькнула мысль, что силовые, динамичные методы в борьбе — это все-таки не его стиль.

В полном отупении он просидел в подвале неизвестно сколько, пока над головой не распахнулся люк, впуская внутрь тусклый свет, показавшийся Спартаку ослепительным. Решетка осталась на месте. До нее можно было дотянуться руками. Невидимый человек, впустивший свет, ушел. Спартак слышал его тяжелые шаги. Но через минуту сквозь решетку внутрь подвала упал толстый резиновый шланг, и из него хлестнула вода. Холодная шипящая вода, отдающая речной тиной.

Видимо, объем подвала был невелик, потому что уровень нагнетаемой воды уже через несколько минут достиг колен Спартака, потом поднялся до пояса, по плечи, и Спартак, подпрыгнув, уцепился за железные прутья решетки, прикрывающей люк, а вода все прибывала.

Он уцепился за решетку, задергал ногами, уровень воды уже достиг его рта, ушей, и, чтобы дышать, пришлось вжаться в железное переплетение решетки всем лицом. Спартак понял, что его утопят, как крысу в клетке, когда ее бросают в бочку с водой.

Кто-то выдернул из подвала шланг, когда вода уже заливала глаза и уши, — если бы уровень поднялся еще хотя бы на сантиметр, то вместо воздуха в легкие Спартака ничего, кроме воды, не полилось бы. Он цеплялся за решетку, вжимался в нее лицом, чтобы ухватить хоть глоток воздуха, и смутно видел, как над ним остановилась призрачная фигура. Потом четко разглядел перед глазами начищенные светлые туфли, и эти туфли больно наступили на пальцы Спартака, сжимавшие прутья решетки. Затем выше появилось лицо Куприянова и прозвучал его все такой же вежливый голос:

— Кажется, господин Дубин, вы достигли подходящей нормы для вежливой беседы? Теперь вы поняли, как можете закончить свою жизнь?

— Да, — согласился Спартак. — Не стойте на моих пальцах, мне очень больно.

— Вы достигли вежливой и культурной формы для делового разговора?

— Да. Освободите меня. Я все сделаю, что надо.

— Ну вот, это другой разговор.

Решетка откинулась, и Спартак, мокрый и дрожащий, выполз из люка на доски пола.

Куприянов уже уходил в солнечный проем дверей, а Спартака схватили за плечи руки неправдоподобной силы и поставили на дрожащие ноги.

Спартак разглядел и узнал низколобое лицо, на этот раз покрытое сеткой тонких, глубоких порезов — следы от раздавленной о физиономию электрической лампочки.

Через несколько секунд Спартак оказался на ярком полуденном солнце, в нежной весенней зелени маленького и аккуратного приусадебного участка, на дорожке, вымощенной плиткой. Дорожка вела к легкой, увитой прошлогодним, пожелтевшим плющом беседке. Внутри за круглым столом, в плетеном кресле, закинув ногу на ногу, уже сидел Куприянов, курил трубку, а перед ним стоял высокий стакан с золотистой жидкостью.

У стола стояла еще и грубая табуретка, на которую кивнул Куприянов, и мокрый, грязный, озябший Спартак плюхнулся на нее.

На столе перед ним уже дымилась чашка кофе.

— Придите в себя. И восстановим недавно минувшие события, — все с той же брезгливой вальяжностью проговорил Куприянов.

Спартак хлебнул кофе, почувствовал в нем легкий привкус коньяка и поднял глаза.

— За что же вы так меня, Андрей Андреевич? — прохныкал он. — Ну за что? Ведь я денег не получил, меня обманули, избили, я слабый, больной, что вам надо?

Глаза его привычно наполнились слезами, но пульс был ровен, а мысль — свирепой и ясной до кристальной прозрачности.

— Восстановим события, господин Дубин, — повторил Куприянов. — Итак, на прошлой неделе, вы, представленный мне барменом Серебровым, обещали оказать незначительную услугу. Я сообщил вам, что ко мне приехали друзья из… наших бывших союзных южных республик. Люди приличные, уважаемые, состоятельные, с которыми я, кроме дружеских отношений, имею и общие дела.