Кен Бруен - Убийство жестянщиков

– Я? Не думаю.

– Дивно. Ты когда-нибудь слышал о Филе Очсе?

– Гм… нет.

– Он пел народные песни в начале шестидесятых, его обожали в Гринвиче, он был популярнее Дилана. Затем он все потерял, спился. Кончил тем, что спал в бойлерной в гостинице «Челсия», где наверху Леонард Коен раскручивал Джэнис Джоплин. Очс в конце концов повесился в ванной комнате в доме своей сестры.

Я никак не мог догадаться, к чему он ведет, поэтому спросил:

– И о чем это все мне говорит?

– Он написал три замечательные песни – «Вечер с Сальвадоре Альенде», «Распятие» и «Перемены». Веришь, там было все – юмор, политика, сочувствие. Знаешь, сколько замечательных песен написал я?

– Нет.

– Ни одной.

Мы немного помолчали, чтобы это усвоить, потом он сказал:

– Вчера женщина сказала мне, кивком указывая на ребенка: «Они любят музыку», как будто эти дети просто гребаные домашние животные.

Джефф никогда, абсолютно никогда не матерился. Он продолжил:

– Другой заметил: «Они приносят в дом благословение». И мое любимое: «Они все такие любящие». Господи! Я не могу отделаться от слова «монголоид». Со мной что-то не так или это мерзкое слово такое липучее? Что будет, когда она пойдет в школу? Ее ведь станут дразнить, считать умственно отсталой?

Он замолчал, а я сказал:

– Если такое случится, мы сожжем школу.

– Они сказали, что ей нельзя будет выйти замуж.

– Джефф, парень, да ты что? Ей всего три недели, а ты говоришь о замужестве. Поверь мне, брак далеко не сахар.

– Мне с этим не справиться, Джек.

– Да ладно.

Он взглянул на меня полными ярости глазами и сказал:

– Я серьезно, Джек. Мне не вырастить ребенка-инвалида.

– Так не расти.

– Что?

– Расти ее, как сможешь, в качестве Серины Мэй.

– Ты уверен?

– Точно. Не задумывайся об умственной неполноценности. Не иди по этому пути. Ты что, думаешь, Кэти и ребенок выживут, если ты исчезнешь?

Он проникся и спросил:

– Что ты собираешься со мной делать?

– Купить тебе выпить и отвести домой.

– А если я буду сопротивляться?

– У меня есть шоковый пистолет.

– С тебя станется.

Самое ужасное заключалось в том, что мне хотелось продолжать пить. Демоны ревели в моей душе, и мне казалось, что Джефф может составить хорошую компанию. Но я взял себя в руки и сказал:

– Ты готов?

– Джек, это пьянство, как ты можешь все время продолжать? Я уже готов.

– По правде говоря, сам не знаю.

По дороге к Шоп-стрит он слегка спотыкался, но в остальном не казался пьяным. Сказал:

– Знаешь, ее не возьмут в монашки.

– Серину Мэй?

– Ну да, они не берут девочек с синдромом Дауна.

– Вот это действительно трагедия. Я был уверен, что ты твердо решил отдать ее в монастырь.

– Все равно, поневоле задумаешься.

– Джефф, не стоит думать, что все такое черное, каким его малюют.

Наконец-то я повел Лауру танцевать. Как говорил Джек Николсон: «Да я лучше себе глаза выколю».

Прежде чем податься в Лондон, я жил в гостинице «Бейли». Надо быть старожилом Голуэя, чтобы знать об этой гостинице. Во всяком случае, надо быть старым. Недалеко от Айр-сквер, по направлению к туристическому бюро, сверните налево в маленькую улочку, и вы пришли. Хозяйке было за восемьдесят, но она была хитра и энергична. Горничная Джанет была еще старше. Она подарила мне четки. Вскоре после этого я убил своего лучшего друга. Я вовсе не хочу сказать, что тут есть связь.

Именно Джанет рассказала мне о том, что по субботам в гостинице устраивают танцы. Мне показалось это безопаснее, чем какой-то клуб, кроме того, тут играл живой оркестр. Если считать живым человека за пятьдесят в блейзере.

Я оделся без выпендрежа: темные джинсы, белая рубашка – и выражение глубокого беспокойства. Мы договорились встретиться в гостинице.

– Почему там? – спросила она.

– Чтобы создать атмосферу.

Как обычно, она не поняла, о чем я говорю, но согласилась. Когда я толкнул крутящиеся двери, портье воскликнул:

– Бог мой, Джек Тейлор!

– Как поживаешь?

Я не мог вспомнить, как его зовут, поэтому ограничился вежливым приветствием. Похоже, сработало, потому что он сказал:

– Прекрасно. Я слышал, ты уехал в Лондон.