Филлис Джеймс - Невинная кровь

— Обнаружив Мэри Дактон, вы сразу поняли, что она мертва?

— Наверное. Не помню. Помню только, как набросилась на дверь. Возможно, я даже хотела убить свою мать.

— Откуда этот нож?

— Из кухни.

— Да, но раньше? Он ведь новый, не так ли?

— Она где-то купила. Не знаю, в каком магазине, я не спрашивала.

Мужчины опять вышли. Послышался стук, громкие голоса, уверенный топот. Полицейская поднялась и прикрыла дверь спальни. Шаги замедлились, зашаркали вниз по коридору. Мать уносят! Юная мисс Пэлфри подскочила с криком, но служительница закона опередила ее — на удивление больно сжала плечо и посадила в кресло.

Из другой комнаты долетали обрывки приглушенных разговоров: «…разумеется, скончалась прежде, чем в нее воткнули нож. Стоило вытаскивать меня из постели, чтобы лишний раз убедиться! Определенно заявляю: никакое это не убийство».

Раздался и голос Мориса: «Ужасное место. Бог знает, чего она здесь натерпелась за шесть недель. Я не сумел ее остановить… она совершеннолетняя… виноват. Не нужно было рассказывать, как мать издевалась и бросила…»

«Все к лучшему», — вроде бы отозвался кто-то. Хотя девушка могла и ослышаться.

И вот приемный отец очутился перед ней.

— Поедем домой, Филиппа. Все будет в порядке.

Конечно, как же иначе? Морис уладит любую проблему. Избавится от квартиры, заплатит остаток ренты, отделается от вещей, которые напоминали бы дочери о пережитом. Никогда ей больше не увидеть знакомых мелочей. Генри Уолтона водрузят обратно в ее комнату на Кальдекот-Террас. Полотно слишком ценное, чтобы его продавать. Разумеется, для девушки шедевр навсегда отравлен. Теперь она станет взирать на него иными глазами; за элегантностью и порядком ей будут мерещиться глаза палача, свист плети, стук выбиваемой из-под ног скамейки. Однако должны же быть пределы человеческой чувствительности. Ожидается, что Филиппа смирится с картиной на стене. Прочее выбросят, словно мусор, — хотя почему же «словно»? Адвокаты мистера Пэлфри замнут любую шумиху, помогут ей пережить дальнейшие допросы, дознание, публичный суд… А может, и не такой уж публичный. Отец позаботится и об этом. Все до единого — полиция, следователь, журналисты — будут на стороне девушки. Даже увидев изувеченное горло покойной, они сумеют подавить отвращение и неприязнь, припомнив, чья она дочь. Филиппу станут жалеть — и немного побаиваться. Ей даже почудилось — а может, и нет, — что инспектор на прощание грубовато пошутил с Морисом:

— Забирайте ее домой и, Бога ради, уберите подальше кухонные ножи.

После суда он отвезет ее куда-нибудь, скорее всего в Италию. Морис и собственные раны всегда залечивал там же. Вдвоем они увидят города, которые девушка мечтала посетить вместе с матерью. Любопытно, как много времени пройдет, прежде чем он выучится смотреть в глаза Филиппе, не спрашивая себя, смогла бы она вонзить острый нож и в теплое горло? Возможно, такие раздумья лишь подстегнут его интерес; люди всегда восхищались злодеями. В сущности, что такое половые сношения, как не добровольно претерпленный акт насилия и кратковременное убийство?

Наконец отец и дочь остались одни. Перед уходом девушка заглянула к себе в комнату и вернулась оттуда с рукописью матери. Филиппа протянула конверт отцу:

— Пожалуйста, прочти. Ее рассказ об убийстве. Он был написан в тюрьме, задолго до нашей встречи.

— Это она тебе сказала? Взгляни на цвет чернил, потрогай бумагу: листы совсем новые. Тетрадь никак не могла проваляться в камере несколько лет. Неужели ты не заметила?

Подойдя к электрокамину, он помедлил. Мистер Пэлфри не курил и не носил при себе зажигалки. Под пристальным взглядом дочери он принес из кухни коробок, чиркнул спичкой и поднес ее к рукописи. Огонь лизнул бумагу, прожег в ней черный круг и ярко вспыхнул. Отец держал тетрадь за угол, пока не опалил себе пальцы; тогда он выронил ее на каминную решетку.

Внезапно девушка поняла, как сильно измотана, и к тому же впервые заметила пятна и грязь на рубашке. Брюки же запорошила угольная пыль — напоминание о том, как их юная хозяйка пряталась в темноте за мусорными баками. Кажется, на ноге кровавая ссадина? Филиппа закатала брючину до колена. Морис посмотрел на нее и негромко промолвил:

— Сходи в ванную. Я подожду.

Пять минут спустя, когда она вернулась, мистер Пэлфри, уже распорядившийся о том, чтобы со стены сняли Генри Уолтона, держал в руках одеяло. Плотная, шершавая ткань легла на плечи девушки. Не говоря ни слова, отец и дочь спустились к машине.