Филлис Джеймс - Невинная кровь

Набравшись храбрости, беглянка выбралась наружу, вдохнула чистый прохладный воздух и увидела звезды. Голова немного кружилась от слабости. Шагая по безлюдным улицам, Филиппа искала дорожные указатели. Правда, они мало что ей говорили. Вот она снова попала на площадь, пустую и тихую под куполом ночного неба. При бледном сиянии нарождающейся луны город представлялся бесконечным, безмолвным, заброшенным. Казалось, некая чума изгнала из него всякую жизнь, кроме неотесанных мародеров, которые в эту самую минуту также могли умирать, корчась в грязи. Что, если девушка осталась совершенно одна? И за стенами с осыпающейся штукатуркой, за высокими балюстрадами нет ничего, кроме разлагающейся плоти? Гнилостные испарения тянулись из подвалов туманной дымкой…

И вдруг навстречу вышла женщина — быстрой, легкой походкой, стуча высокими каблучками элегантных туфель. Все у нее словно струило призрачный свет: развевающееся платье и меховая накидка, пышно взбитые локоны, бледная в лунных лучах кожа.

— Извините, — промолвила Филиппа, когда они поравнялись, — вы не подскажете, что это за место? Я ищу вокзал Марилебон.

Приятный голос радушно произнес:

— Вы на площади Моксфорд. Пройдете по ней сотню ярдов, дальше — первый поворот налево. Там будет станция метро «Ладброк-гроув». Пожалуй, вы не успеете на последний поезд, можно подождать ночного автобуса или такси.

— Спасибо. Оттуда я найду дорогу.

Женщина улыбнулась и плавно тронулась дальше. Спустя минуту девушка засомневалась, не была ли нежданная встреча плодом воспаленного воображения. Уж слишком все вышло обыденно и гладко. Кто она, эта мерцающая незнакомка, и куда направлялась таким уверенным шагом? Что за друг или нерадивый любовник отпустил ее одну в столь поздний — а для кого-то уже и ранний — час? Может, она попросту сбежала с надоевшей вечеринки? Впрочем, указания женщины оказались абсолютно точными. Минут через пять Филиппа нашла нужную станцию и пешком устремилась на юг, в сторону Дэлани-стрит.

Пустая улица встретила ее тишиной, словно деревенская околица, заснувшая под безмятежными небесами. В омытом ливнем воздухе пахло морским прибоем. Окна домов чернели; только в двенадцатом девушка разглядела сквозь шторы слабый огонек. Возможно, хозяйка задремала, забыв отключить прикроватную лампу. Или вовсе не спит? Филиппа надеялась на второе. Правда, она не представляла, как разговаривать с матерью. Просить прощения девушка не станет: она еще ни разу в жизни не делала этого, да и сейчас не готова. Хотя, наверное, теперь-то самое время учиться. Филиппа войдет, протянет ключи от парадной двери подъезда и тихо промолвит:

— Видишь, я с самого начала собиралась вернуться.

Но если уж на то пошло, слова не понадобятся. Ее появление на пороге спальни скажет красноречивее всяких фраз: «Я люблю тебя. Ты мне нужна. Я вернулась домой».

Светильник у кровати действительно горел, и мать спала в лужице приглушенного сияния, повернувшись на спину. Однако в комнате находился кто-то еще. Сутулый мужчина в белой блестящей одежде сидел в ногах постели, свесив руки между коленями. Он даже не поднял глаз, когда девушка подошла ближе. Лицо Мэри Дактон дышало полным покоем, вот только с шеей творилось что-то странное. Какой-то белый зверек укусил ее, зарывшись розовым носом прямо в горло. Похожая на слизня тварь пожирала женщину заживо, вгрызалась, раздирала сухожилия, извергала остатки на белую кожу. А мать Филиппы почему-то не шевелилась.

Вошедшая повернулась к мужчине, увидела в его руках качающийся окровавленный нож — и все поняла.

Незваный гость выглядел так нелепо, что вполне мог сойти за плод ночного бреда. Но девушка твердо знала: он настоящий. Смерть матери была неизбежна, как и его появление здесь. Длинный дождевик из тонкой пленки льнул к одежде. На бледных тонких руках мужчины белели хирургические перчатки; они оказались ему велики, поэтому прозрачные «пальцы» слиплись и свисали вниз, будто бы кожа сползала с костей. Ни дать ни взять жертва Хиросимы.

— Снимите перчатки, — проговорила Филиппа. — Какая гадость. Да и вы не лучше.

Мужчина покорно стянул их.

Затем умоляюще взглянул на нее, точно ребенок, жаждущий утешения.

— Крови не было. Не было крови.

Мисс Пэлфри еще немного придвинулась. Мать лежала с плотно закрытыми глазами. Как деликатно с ее стороны — сомкнуть усталые веки перед смертью. Хотя разве это зависит от воли человека? Девушка припомнила трупы, виденные по телевизору и в газетах. Несложная задача: их было множество. Ее поколение с колыбели росло среди картинок ужасов и насилия. Эфиопские дети с ребрами, выпирающими из живота подобно лапам омерзительных пауков; обнаженные солдаты, распростертые как попало в грязи, — все они с укором взирали на живых с экранов и фотографий широко распахнутыми глазами. Говорят, многие не смежают век и во сне. А мать… Ловко у нее получилось: покинуть этот мир, не просыпаясь. Неужели уход и впрямь был таким спокойным?