Джон Макдональд - Искушение

Но тут, споткнувшись, я едва не упал и услышал как бы со стороны свое хриплое дыхание; в боку закололо. Я обернулся. Преследователей не было видно. Я быстро пошел к огням, сверкавшим впереди.

Большинство заведений располагалось вдоль трассы, но между баром и каким-то притемненным строением тут был переулок, и по нему, я знал, можно было выйти на большую ярмарочную площадь, раскинувшуюся позади клубов и ресторанов. Здесь было полно народу, сновавшего взад-вперед, и я с чувством огромного облегчения влился в толпу. Гирлянды фонариков, прожектора, лампы, глухой гул генераторов, духовые оркестры, громкоговорители, балагурство и лесть зазывал, скользящий бег каруселей. Опилки, запах пота, сахарная вата, три мяча за десять центов, каждый бросок - в цель, гибкие бедра под ситцевой юбочкой, дети, спящие на руках молодых отцов, шумные и опасные стайки шпаны. Я вошел в ритм, я двигался со всеми вместе сквозь запахи пива, духов, пота, мимо мигающих и вздрагивающих огней, среди криков, приветствий, на обмякших ногах. И тысячи огней были для меня как сверкание тысячи лезвий.

Я пробился в угол, где было посвободней, прижался к грязному полотну брошенного за ненадобностью экрана, глядя туда, откуда пришел. Я ждал их. И размышлял. Решимость, которую я увидал на этих лицах, показалась мне знакомой. Ну да, у тех, что в Тампе у аэропорта напали на Винса и Сарагосу, была на лицах та же печать. Пот, покрывавший меня, высох, дыхание было уже не столь прерывистым, и дрожь в ногах прекратилась. Я закурил.

Внезапно рядом со мной очутилась девица. Никогда прежде я ее не встречал. Красные брючки типа тореро, крепкие ляжки. Волосы обесцвечены, губы накрашены густо и ярко. Полные груди под сатиновой блузой. Широкое терпеливое лицо и глаза, по-коровьи покорные. Лет - от семнадцати до тридцати, где-то в этих пределах. Красная сумочка украшена жемчужинками, из которых многих недостает.

- Что, брат, не везет нам с тобой, а? - голос у нее был низкий, с хрипотцой.

- Может быть, - отозвался я. Эту интересовали, по всей видимости, только одинокие мужчины. Потерянные. Вроде меня.

- Меня зовут Бидди.

- Добрый вечер, Бидди. А я - Джо.

- Приветик, Джо.

Мы смотрели друг на друга оценивающе, - очень старая игра.

- У меня есть прицепной вагончик, жилой, - сказала она.

- Это хорошо. И удобно.

- - Четвертак.

- О'кей.

- Приятно, когда не торгуются.

Я попытался объяснить ей, как освежающе действует на меня ее прямота после Тинкер и Манди. Я пошел с ней. Она поймала мою ладонь, и мы шли теперь рука об руку. Огни остались у нас за спиной. Мы пригибались, проходя под какими-то веревками, тросами, протискивались между прутьями ограды. Кучка мужиков восседала вокруг ящика в желтом круге света от керосиновой лампы; они резались в карты. Когда мы проходили мимо, кто-то бросил:

- Привет, Бидди! - Голос был спокойный.

- Хелло, Энди, - отвечала она. Мужчины продолжали играть - ни свистка, ни насмешки. У каждого свое ремесло. Как видно, в чужие дела здесь не принято было вмешиваться.

Вагончики-прицепы стояли впритык друг к другу. В некоторых горел свет. Тот, к которому меня привела она, оказался старым и облезлым. За ним стоял серый лимузин. Она постучалась в дверцу, прислушалась и, не дождавшись ответа, открыла дверь, щелкнула там, внутри, выключателем. Зажглась лампа под ярко-оранжевым, в форме тыквы, абажуром. Она закрыла за мной дверь на задвижку, опустила жалюзи, чтобы отгородиться от ночи.

- Устраивайся как тебе угодно, Джо. У меня есть немного "бурбона". Хочешь?

- Нет, спасибо. Мне хватит.

- По тебе и не скажешь. А я тяпну - не возражаешь?

- Нет, что ты.

Я сидел на единственном стуле, кажется, непрочном. Она встала на коленки перед маленьким холодильником, кинула в пластмассовый стаканчик два кубика льда, плеснула изрядную дозу "бурбона" и с питьем в руке уселась на кровать, повернулась ко мне.

- Твое здоровье, Джо! - сказала она. Выпила, облегченно вздохнула:

- Уфф! Вот что мне было нужно.

- Ты сама разъезжаешь с этой штукой?

- Не-а, мне они не доверяют. Из меня, знаешь, водитель... Это они мне всегда говорят, Чарли и Кэрол-Энн. Чарли - он ее дружок, Кэрол-Энн то есть. У Чарли тут карусель, еще один балаганчик. Скажу тебе, у меня в жизни не было друзей лучше этих. Они - прима, можешь мне поверить. Поэтому я здесь не связываюсь со всякой шушерой, сечешь? Не-е, я уж лучше подцеплю такого, как ты.

- Ага. Спасибо большое.

- Не за что. Пожалуйста. - Она отставила пустой стаканчик, зевнула и начала расстегивать блузку. - Свет выключить или не надо?