Джон Гришем (Гришэм) - Округ Форд. Рассказы

Тут выступил Раско, один из самых закоренелых сплетников в городе, склонный к преувеличениям:

— Говорят, это какая-то постыдная болезнь. И она не лечится.

— Сорокалетний Бикерс, самый молодой из клиентов парикмахерской тем утром, заметил:

— Речь, как я понял, идет о СПИДе, верно?

— Да, так утверждают.

— Получается, он заразился СПИДом и возвращается в Клэнтон?

— Ну, так говорят.

— Быть этого не может!

Слух подтвердился несколько минут спустя, в кафе в восточной части площади, где на протяжении вот уже многих лет завтрак подавала разбитная официантка по имени Делл. Ранние посетители, собравшиеся там, представляли по большей части сменившихся с ночного дежурства полицейских и фабричных рабочих; среди них затесалась пара «белых воротничков». И вот один из посетителей спросил:

— Послушай, Делл, а ты слыхала, что младший Кин возвращается домой?

Делл, часто сама распространявшая слухи просто от скуки, но верившая в надежные источники, ответила:

— Да он уже здесь.

— И у него СПИД. Так, что ли?

— Чем-то он болен, это точно. Весь такой бледный, худющий, выглядит словно ходячая смерть.

— Когда ты его видела?

— Я не видела. Но экономка его тетушки рассказала, что он приехал вчера днем. — Делл стояла за стойкой в ожидании, когда повар подаст с кухни заказанные блюда, все посетители разом смолкли и смотрели только на нее. — Да, парень болен, это точно. Причем неизлечимо, тут уж никто ничего не может поделать. В Сан-Франциско никто о нем не заботился, вот он и решил вернуться домой умирать. Печальная история.

— А где поселился?

— Ну, в большом доме он жить точно не будет. Семья собралась, посоветовалась и решила, что там ему не место. Потому что болезнь у него страшно заразная и смертельная. Поэтому его решили поселить в старом доме Исаака, что в Лоутауне.

— Так он что же, живет с цветными?

— Получается, так.

Понадобилось время, чтобы осмыслить услышанное, но постепенно все стало более или менее ясно. Трудно было смириться с мыслью о том, что Кин теперь живет по ту сторону железнодорожных путей, в «черном» квартале, однако подобное решение выглядело логичным. Нельзя же селить больного СПИДом в той части города, где проживают белые.

Делл меж тем продолжила:

— Одному Господу известно, сколько хижин и домов старик Кин купил и построил в Лоутауне. Думаю, ему до сих пор принадлежат несколько десятков.

— Послушай, а с кем же парень живет?

— Да мне как-то без разницы. Просто не хочу, чтобы он появлялся здесь.

— Все же интересно, Делл. Что ты сделаешь, если он вдруг выйдет и попросит подать ему завтрак?

Она вытерла руки полотенцем, уставилась на мужчину, задавшего этот вопрос, стиснула челюсти, а потом ответила:

— Знаешь, я имею право отказаться обслуживать кого угодно. Постоянных клиентов, конечно, никогда не обижу. Но если он заявится, попрошу его выйти вон. Вы должны помнить, ребята: парень жутко заразный, и речь идет не о какой-то там простуде. Если я обслужу его, потом из его тарелки и стакана будет есть и пить кто-то другой. Вы только вдумайтесь в это!

Они довольно долго размышляли об этом.

И вот наконец кто-то сказал:

— Все же интересно, сколько ему еще осталось?

Этот же вопрос обсуждался на другой стороне улицы, на втором этаже здания суда, в канцелярии, где собравшиеся на утренний кофе сотрудники грызли печенье и делились последними новостями. Майра, отвечающая за сделки с земельными участками, окончила среднюю школу на год раньше Адриана Кина. И конечно, все они уже тогда замечали, что он какой-то другой. А потому речь держала она.

Через десять лет после выпуска Майра с мужем отдыхала в Калифорнии и решила позвонить Адриану. Встретились они за ленчем в заведении под названием «Пристань рыбака», где за окнами открывался впечатляющий вид на Алькатрас и мост Золотые Ворота, и прекрасно провели время, вспоминая жизнь в Клэнтоне. Майра уверяла Адриана, что с тех пор в родном городе ничего не изменилось. Адриан же откровенно рассказывал о себе. Шел 1984 год, и жизнь он вел в целом свободную и счастливую, особых личных привязанностей у него не было. Беспокоил его только СПИД, хотя в ту пору Майра почти ничего не знала о такой болезни. Первая волна эпидемии накрыла местное сообщество геев, последствия и потери были просто пугающие. Широко пропагандировались изменения в образе жизни. Некоторые больные «сгорали» за полгода, сказал Адриан Майре и ее мужу. Другим удавалось продержаться несколько лет. Адриан уже потерял несколько близких друзей.