- Слушаю! - с тревогой прокричал он.
- Давай мириться! Мне одиноко! - донесся голос Губана.
- Да нужен ты мне! - перекрывая галдеж выпивающих рядом грузчиков-подсобников, выкрикнул Сева, - я из-за тебя жилья лишился!
- Я нашел для тебя хату! Дешевую. Давай мириться! Мне одиноко! - рыдал Губан, вытирая слезу с синяка под глазом. А за его спиной по озерку сновали лодки.
- Поговорим в "Национале", - закруглял разговор Сева.
- Я туда не хожу.
- Травишь? - Сева не сдержал любопытства.
- Не пускают. Подрался. Дал одному стукачу по роже. А он головой разбил настольную лампу. - Губан шмыгнул носом. - Давай вечером в Парке культуры. В "Поплавке".
- Где? С чего это вдруг?
- В "Поплавке". Я о них статью напечатал. Директор дал слово с утра до вечера день поить и кормить бесплатно.
- Проверим! - Сева бросил трубку.
Дощатая палуба нависала над рукотворным озерцом и была отделена от воды штакетником, вдоль которого расположились за столиками под пестрыми зонтами многочисленные посетители. Еще бы - здесь подавали шашлыки и бочковое пиво кружками. Редкое сочетание! К тому же джазик и танцы.
Губана директор поместил в центре, на видном месте - очевидно, хвалебная статья журналиста была нужна торговому делу.
Сева поглощал плоды труда приятеля.
- Почему ты лезешь ко мне в друзья? - спросил он после очередного крупного глотка.
- Потому, что ты такой же, как я.
- Чем?
- Хочешь сделать себя сам.
- Сам... - повторил Сева раздумчиво, - самому не получится... без поддержки...
- Вот оно что! А поддержка у тебя, конечно, сам знаменитый режиссер? заржал Губан. - Только Давыдыч тебе вряд ли поможет. Он слуга сталинского режима. А сейчас режим хрущевский. И слуги новому режиму нужны новые. Вроде этих мальчиков из "Националя": они бездарны, но на роль слуг подойдут... Давыдыч старается сам уцелеть, но поезд его ушел.
- Ефим Давыдович в полной силе.
- Дело не в силе, а в биографии. Вон, - он показал взглядом за спину Севы, - она в полной женской силе, а по биографии - блядь.
Сева обернулся и увидел Галку. Та сидела рядом с солидным "сдобным" мужчиной, что-то излагавшим мужичку напротив - попроще, - и откровенно скучала.
- Подожди... - остановил разглагольствования пьяневшего Губана Сева, я хочу пригласить ее потанцевать...
- Кого? - не понял Губан.
- Вон, ее, - Сева указал взглядом на скучавшую Галку. И встал.
- Это же блядь с улицы Горького! - Губан схватил его за рукав.
- Я сам разберусь. - Сева освободился от "захвата" приятеля.
У Галкиного столика он склонился к уху "сдобного" мужчины:
- Вы разрешить пригласить вашу даму?
Мужчина удивился, но разрешил:
- Танцуй...
И снова включился в разговор со своим визави.
Джазик выводил что-то монтановское, кажется "Желтые листья".
В танце Сева поинтересовался:
- Значит, опять "здравствуй, столица!".
- Нет, мы всего на неделю... погулять...
- Кто "мы"?
- Я и партнер.
- Тот, который за столиком?
- Да.
- Руководитель?
- Нет. Деловой человек. Солидняк из Ростова
- Что ж вы сюда завалились? Или нет места солидней?
- Мое пожелание. В центре меня слишком хорошо знают. А ты-то почему здесь?
- Губан позвал.
- Антисанитарный тип. Забыл, когда мылся. Я с ним ни за какие деньги не лягу.
"Сдобный" мужчина - деловой человек, - разговаривая, поглядывал на танцующих.
Дальше танцевали молча.
Вдруг Галка сказала:
- А у меня дома твоя фотография. С пропуска.
Сева ответил вопросом:
- Может, на неделе увидимся?
- Нет. Партнер не отпускает ни на минуту.
Танец пошел на коду.
- Ну, может, пересечемся когда-нибудь... - только и оставалось сказать Севе.
- Как карта ляжет, - пожала плечами Галка.
Сева усадил Галку рядом со "сдобным" и вернулся за свой столик. Губан уже изрядно окосел.
- Договорился? - спросил он, предвидя ответ.
- Нет.
Брови Губана поползли вверх.
- Задрала цену?
- Она при партнере, - не стал вдаваться в подробности Сева.
- Работа - прежде всего! - Губан хватанул водки.
В большом пустом зале для записи музыки звучал рояль.
Лирическая тема, тема тоски возникала под пальцами композитора Эрика.
Давыдович слушал, устремив взгляд в высокий потолок. Сева, опершись локтями о колени, завороженно следил за летящими пальцами композитора.
Тот взял завершающий аккорд и вопросительно посмотрел на Давыдовича, который долго молчал. Потом снял шляпу-лопух, бросил ее на колени Севе и вытер со лба испарину.
- Нет, не это нужно для сцены признания и раскаяния героя. Нужна песня, которая заменит монолог, которая пронзит каждого.
Читать дальше