Филипп Джиан - Вот это поцелуй!

– Значит, когда тебе неймется, – продолжал он, – ты взламываешь мою дверь и устраиваешься тут, дожидаясь меня? Я правильно понял? От скромности не умрешь, я тебе скажу!

– А ты думал, я стану тебя дожидаться на лестнице?

Он ухмыльнулся, поглаживая меня по голове.

– Да, ну и дела! Возвращаюсь домой и нахожу там легавого! Вроде не время для рождественских подарков!

Я постаралась вздохнуть так, чтобы было похоже на похотливый стон.

– Давай представим, что Рождество уже наступило, Рамон.

Как и следовало ожидать, в ту же секунду он схватил меня за волосы и ткнул мордой себе в штаны. Черт возьми! У него уже встал!

– Тебе, считай, повезло. А, не находишь? Сейчас я тебе вставлю во все дыры. Так засажу, что до костей проймет, мать твою! Обещаю.

– Ну, давай же, а то мне невтерпеж.

Я расстегнула ему брюки. Чего ждать-то? В любом случае мне придется пережить пренеприятный момент. К чему увиливать? И я начала у него сосать.

Он отпустил меня три часа спустя. Я еле держалась на ногах. Не знаю, чего наглотался этот козел, но он словно с цепи сорвался. Трахал меня целых три часа подряд всеми возможными способами. Я думала, что подохну. Я прошла по квартире, держась за стены, переваливаясь с боку на бок, как утка. Что он со мной сделал? В ближайшие полгода о сексе и слышать больше не хочу. Вот ужас! Скотина такая!

Оказавшись на лестнице, я потихоньку застонала, по ногам текло; сил совсем не было, все тело болело, во влагалище жгло. Сиськи превратились в кисель, а спину и ляжки мне этот ублюдок вконец исцарапал. Я видела, как он глотал какие-то таблетки, но что это было? Что еще они придумали? Может, сверхмощное укрепляющее для лошадей? Я хочу сказать – для жеребцов-производителей… Да, в наше время можно найти любую дрянь, от которой и по потолку забегаешь. Кто-то в итоге умирает, а кто-то обретает нечеловеческую силу.

Карманы у меня были набиты испачканным и изодранным в клочья нижним бельем, а голова – бранью. И вопросами без ответов.

Я даже не смогла взглянуть на его ботинки. Я была просто не в состоянии. Единственное, о чем я думала, – как бы побыстрее выбраться оттуда, пока он опять не начал, и я постаралась унести ноги при первой возможности. Но все же мне удалось его провести, говорила я себе. В роли шлюхи, которой приспичило, я сумела быть убедительной. Он даже предложил сделать мне запасной ключ. И вызвался в следующий раз трахнуть меня за сто евро (такой тариф у него был установлен для лучших клиентов). Я сказала, что подумаю над его предложением.

– Выдался тяжелый день? – спросил меня Фрэнк, поливавший цветы на балконе.

Я отправилась к себе в комнату, чтобы поплакать. Когда я очень устаю, слезы сами наворачиваются на глаза.

Итоги деятельности Международного валютного фонда производили тягостное впечатление. Там всем заправляли совершеннейшие идиоты, люди абсолютно некомпетентные и умом негибкие, это можно было понять, изучив многочисленные документы фонда. Но никакие просчеты их не беспокоили, поскольку им щедро платили. А тем временем их тупость и упрямство, всякие поганые средства, которые они предлагали, приводили к дальнейшему обнищанию в масштабе страны и – шире – к бедствиям и отчаянию для миллионов людей. Таково изложение проблемы вкратце.

Вольф, взяв слово в прениях, выступил ясно, резко и решительно. Ему аплодировали, он их всех покорил.

Позднее, когда мы зашли выпить по стаканчику, мне не удалось сказать ему ни слова, настолько плотно он был окружен своими фанатами, да к тому же вокруг него порхала Крис, которая в тот миг выглядела самой счастливой женщиной на свете.

Я позвонил Мэри-Джо, чтобы хоть с кем-нибудь поговорить, поскольку здесь до меня никому дела не было.

– Вольф имел бешеный успех. Ты пропустила нечто.

– Пожалуйста, не надо. Поговорим об этом завтра.

– Почему завтра? Что с тобой?

– Ничего.

– Как это ничего? Ты что, плачешь?

– Нет. Все в порядке.

– Так, послушай, я сейчас приеду.

– Нет. Ни в коем случае. Мне хочется побыть одной.

– Дома? Будешь хандрить? А могу я узнать, по какому поводу?

Я вышел на улицу, потому что в баре стоял жуткий гвалт, и сел на скамейку в непроглядной темноте.

– Послушай, Натан, я вешаю трубку.

– Нет, подожди минутку. А не прогуляться ли нам? Немножко прошвырнуться – это пошло бы тебе на пользу. Спорим?

Она повесила трубку.

Когда я вернулся домой, то обнаружил в комнате шкаф. Паула спросила, как он мне, и я ответил, что очень нравится. Я не шутил.