Илья Штемлер - Признание

— Так знаешь, зачем я к тебе ввалился?

Никита взглянул на Глеба отсутствующим взглядом.

— Ты просил, помнишь? Для Скрипкина своего. — Глеб вытащил из кармана пакет. — Открытки с видами Ленинграда. Блок. Цветные.

— Только открыток мне тут не хватает, — пробормотал Никита, принимая пакет. — Скрипкина перевели в другой отдел. Теперь у меня в начальниках Привалов. А что он собирает, не знаю. Наверно, монеты. А монеты мне и самому нужны.

— Черт. Действительно досадно, — проговорил Глеб. — Да ладно! Отдай ты эти открытки Скрипкину. Пусть почувствует, какой он был мерзавец в отношении тебя.

— Хорошо. Отдам. Пусть почувствует, — согласился Никита.

— Так я пойду, — произнес Глеб и вздохнул.

И такое вдруг облегчение прорвалось в этом вздохе.

Никита проводил Глеба до двери.

— Знаешь, Глеб… Ты больше, пожалуй, не заходи ко мне. Не стоит. Я и так буду соблюдать правила игры, будь в этом уверен. Ведь ты меня ненавидишь. И с каждым днем будешь ненавидеть сильнее. Я знаю.

Глеб нажал кнопку лифта, но не стал ждать и пошел вниз.

Лишь внизу он наконец услышал, как хлопнула дверь Никитиной квартиры.

Не так-то просто было разыскать ее дом.

Где-то у главного входа в городской парк, Глеб это помнил. И был-то он там раза два, в школьные годы…

Дом он узнал сразу: узкий и высокий, он чем-то сразу бросался в глаза. На белой доске номера квартир и фамилии съемщиков, среди которых Глеб разыскал и фамилию Павлиди.

Алена шла быстро и гасила за собой свет. Это было не совсем вежливо — Глеб едва успевал за ней в длинном извилистом коридоре.

— Послушай, я могу потеряться! — пошутил он.

Алена не ответила.

Остановившись на пороге своей комнаты, она пропустила Глеба вперед и захлопнула дверь. Возможно, она не хотела, чтобы их видел кто-нибудь из ее домашних.

— Извини, я как снег на голову. Честно говоря, не думал тебя застать. Проходил мимо, решил, дай зайду проведаю.

Алена все молчала.

Глеб сел в кресло. Зачем он врет? Ведь специально пришел!

Комната была аккуратной, чистой. Старинный письменный стол на коротких резных ножках, лампа под фарфоровым абажуром, книги в золоченых толстых переплетах. Бронзовые подсвечники. Старинная работа…

Он мельком взглянул на Алену. Темные ее волосы перехватывала широкая красная лента. Расклешенные джинсовые брюки и пестрая кофточка эффектно выглядели на фоне всей этой старины.

— В такой комнате надо носить халат с кистями! — Глеб сердился на себя, он не мог найти верного топа.

Что-то за стеной упало, покатилось. И опять тишина.

Алена поставила стул спинкой вперед и села верхом. На ее смуглом пальце тускнел граненый крупный камень в хитро сплетенном узоре кольца.

И Глеб почувствовал нелепость своего прихода. Зачем? Он и к Никите не хотел идти, а пошел. Теперь вот к Алене… Надо встать и уйти. Самое благоразумное.

— До какого класса мы учились вместе, не помнишь?

— До седьмого, — ответила Алена. — После седьмого я перешла в другую школу.

— Но ведь я старше тебя на год, а учились вместе.

— Значит, ты был второгодник.

— Я? Ничего подобного! — растерялся Глеб.

— С чего ты взял, что ты старше? Мы однолетки. Это Марина младше меня на год, вот ты и решил.

Алена положила подбородок на спинку стула и пристально, не мигая, рассматривала Глеба.

— Кстати, о школе, — сказала она. — В школе ты дал мне прозвище «Ушастик». Помнишь? Ты основательно тогда мне портил настроение.

Глеб бросил взгляд на ее гладко зачесанные волосы.

— Что ж, ты нашла свою прическу. Она прячет дефект и выставляет достоинства. Ты, вероятно, самая красивая в своем институте.

— Да, ты мне много попортил крови. У тебя легкая рука, почти вся школа меня дразнила Ушастиком. И когда я почувствовала себя взрослой, жизнь моя стала невыносимой из-за твоего дурацкого прозвища. Тогда я перешла в другую школу. Все из-за тебя.

— Какая чепуха. Науськала бы своего папу. Он человек горячий, с древнегреческой кровью. Дал бы мне по шее, и дело с концом. Признайся, это не очень серьезно звучит.

Глеб улыбнулся.

Алена продолжала смотреть в сторону. Брови ее расширились.

— Несерьезно звучит? Конечно, серьезно лишь то, что касается тебя лично. — Голос Алены дрогнул.

— Послушай, — изумился Глеб. — Неужели ты держишь в голове какие-то детские проказы? Столько лет!

— Конечно, ведь тебе все прощается. Избранник божий!

— Почему ты так со мной разговариваешь? — тихо проговорил Глеб.