Елена Михалкова - Время собирать камни

Откуда-то появились рельсы. Женька оглянулась и увидела, что она поднялась на насыпь, на которой лежали рельсы. Когда она была маленькая, у нее был старший брат, и он рассказывал, что рельсы — это такие длинные железяки, которые разматывают с огромной катушки. Катушку она представляла деревянную, но он сказал, что она железная. Еще у нее был младший брат, но его она помнила немного хуже. Он тоже был большой и много смеялся. Еще у них были друзья. Она даже вспомнила, медленно бредя вдоль железной дороги, как их звали. Сашка и Колька. Еще девочка Юлька, похожая на воробья. Еще парень, Андрей, но он был недолго. А еще Витька.

При последнем имени перед ее глазами встала непонятная картина — черные догорающие доски и обожженное тело, лежащее между ними. А около тела — женщина. И огонь. Много огня. Тут в голове словно что-то щелкнуло, и слух включился. Женька услышала рев электрички, в ушах раздался звон, и она успела, не оборачиваясь, прыгнуть с насыпи в последнюю секунду перед тем, как поезд промчался по тому месту, где она стояла. Она лежала в траве, тяжело дыша, глядя вслед громыхающим вагонам. Болел бок и левое плечо, но она не обратила внимания. Самым главным было то, что она жива и что она вспомнила, кто убил ее брата. Обоих братьев.

Женька встала, подняла сумку и полезла вверх по насыпи, к путям. Теперь она знала, что ей нужно делать.

— Как ты ухитрился Глашку на дерево вздернуть? — вспомнив, спросил Капица. — Поделись опытом.

— Отчего же не поделиться? — согласился Женька. — Просто. Табуретку подставил, веревку перекинул и потянул посильнее. Укольчики поделаешь, Степан Иванович, такие же, как и я, чтобы щетинка росла, так вовсе Шварценеггером заделаешься.

— Какую еще табуретку?

— Да которая тут, за сараем стоит. А что менты ваши следы от нее на земле не заметили, значит, так нужно, они глазастые. От ботинок след нашли, а от табуретки не додумались.

— А ботинки ты куда дел?

— В землю закопал, куда ж еще, — немного удивленно отозвался Женька. — Вопросы ты, Степан Иванович, какие-то глупые задаешь, ей-богу. Ты лучше спроси, как я за домом следил.

— Нечего спрашивать, я уже и сам догадался. С биноклем. Ты ж у нас охотник!

— Молодец, — похвалил участкового Женька. — Хотел я тебя убить, когда ты ко мне приставать с расспросами начал, да пожалел. И правильно. Ты, Степан Иванович, умный.

— Будь я умный, обо всем бы сам догадался. Ты ведь, Женя, даже отчество менять не стал, так и остался Григорьевичем. Была Евгения Григорьевна, стал Евгений Григорьевич…

— А Степанида Семеновна? — дрогнувшим голосом спросила Тоня. — Она… тоже знала, как и Графка? Вы бы и ее убили?

— Степанида Семеновна — святая душа! — строго сказал охотник. — Как разговорилась со мной в автобусе, так и пожалела, к себе привезла. Помогла мне, конечно, сама того не ведая. Зачем же мне ее, добрую душу, убивать? Вовсе незачем. Последняя сцена мне оставалась. С тобой, Витенька.

Он мечтательно посмотрел на Виктора и прикрыл глаза.

— Устал я, — проговорил он. — Спать хочется.

— В тюрьме отоспишься, — процедил Виктор.

Женька даже глаз не открыл.

И тут за воротами раздался шум подъехавшей машины. В окно Тоня видела, как три человека бегут по тропинке, неуклюже переваливаясь в снегу. Прошло несколько секунд, и входная дверь распахнулась. В дверях стоял Коломеев с пистолетом в руках, из-за его плеча выглядывали два опера.

— Молодец, Степа, — выдохнул Коломеев. — Вовремя. Ну что, — обратился он к охотнику, — поймали мы тебя, Женя Басманова? Эй, да ты там живая?

Женька сидел по-прежнему с закрытыми глазами.

— Живая. Живой, — поправился Капица. — Отдыхает от беседы.

Коломеев достал наручники и пошел к Женьке. Та открыла глаза, встала, рука ее скользнула по столу.

— Вить, посмотри-ка на меня, — негромко сказала она, но ее все услышали. Шесть пар глаз остановились на ней и замерли. Женька улыбнулась, подняла руку с зажатым в ней осколком зеркала и неторопливо провела себе по горлу. Раздался выстрел Капицы, но было поздно — Женя Басманова медленно оседала на пол, а из ее разрезанного горла толчками била темная кровь.

Тетя Шура подавилась криком. Коломеев хотел броситься к охотнику, но понял, что это бесполезно.

Женя Басманова лежала на полу в луже крови, растекавшейся, словно распускался диковинный цветок. Шесть человек стояли вокруг нее и молчали.

И все, что было слышно, — это лай собак за околицей и скрип входной двери, которую то закрывал, то распахивал ветер.