Джон Берли - Уайклифф и последнее жертвоприношение

Кэтрин, все еще злясь, сердито заметила:

— А с тобой что случилось? Не спится?

Девушка благоразумно пропустила этот вопрос мимо ушей и, в свою очередь, спросила:

— Кофе есть?

— Да, в кофейнике. А если хочешь тост, поджарь себе сама.

— Я не хочу тост.

Кэтрин наконец подавила свое раздражение.

— Ох, Джули, не обращай на меня внимания. Я на пределе…

— Я знаю, — сказала девушка. — Я сейчас ухожу, домой вернусь к ленчу.

Джулия выпила чашку кофе, и через пару минут ее и след простыл.

Кэтрин крикнула ей вдогонку:

— Возьми плащ или зонтик, дождь собирается!

Джулия не посчитала необходимым отвечать.

— Похоже, на нее вся эта история здорово подействовала, — проронила Эльза. — Вот уж не ожидала… Ночью я слышала, как она ходит по комнате. По-моему, она плакала.

Кэтрин судорожно вздохнула.

— Нет, ее расстраивает не смерть Джессики, нет. Это все из-за проклятого мальчишки. Хотела бы я знать, что у них там происходит с этим сопляком… — и после задумчивой паузы прибавила: — Нет, мать из меня никудышная…

Джулия прошла к берегу реки и свернула на тропу вдоль отмели. Идти по мокрой грязи было противно, но она умела выискивать местечки посуше, куда можно было ступить. У калитки, ведущей на церковный двор, она оглянулась на храм и невольно ускорила шаг. Кулачки ее были крепко сжаты, так, что ногти врезались в ладонь. Ох, если бы только она могла разговорить его…

С того момента, как она подслушала разговор между отцом и полицейским, она почувствовала себя еще более тревожно и тоскливо. В школе пара ее одноклассниц как-то говорили, хихикая и здорово играя на публику, что их папаши «ходят по бабам». Нет, Джулия не была старомодно воспитана в отношении секса, но о своем отце она в таком ключе просто не могла бы подумать! Вот она, святая простота. А отец именно тем и занимался, что ходил по бабам. И тетя Джесси была одной из этих «баб»…

Интересно, мама знала — или подозревала хотя бы?

Но ведь у тети Джесси были и другие любовники — человек с лодки и еще отец Джильса. А может, еще куча. И вот теперь ее убили.

Джулия никак не могла смириться с этим. Ей казалось, будто она понимает, что происходит на ферме. Да, конечно, отношения там были напряженные, иногда даже искрило, Джильс никогда и не делал из этого секрета. Да это сразу бросилось бы в глаза любому постороннему. А все потому, что тете нравилось измываться над Винтерами. Унижать их. И при этом вдруг оказывается, что она могла заниматься сексом с отцом Джильса.

Естественно, что полиция… Все как в дешевом бульварном романе. Теперь люди станут говорить про тетю Джесси: «Ну конечно, она сама напрашивалась — вот и получила». И станут с удовольствием судачить на тему, кто именно из ее многочисленных мужчин…

Но было еще кое-что, от чего она просто не находила себе места. А все из-за случайно брошенной фразы ее отца: «Генри из почтового киоска говорит, что клавиши органа заткнули листками, вырезанными из какого-то церковного журнала, а журнал этот, кроме викария, никто не получает».

И тогда в Джулии всплыло смутное воспоминание, будто она видела такой журнальчик, странно истерзанный, с вырванными листами… Сейчас уже точно не вспомнить, где именно и при каких обстоятельствах — но на ферме.

Когда она поравнялась с пришвартованной лодкой, с палубы по трапу стал спускаться Слон. За плечо у него были закинуты две сумки, а в руках — охапка разных сетей и силков.

Слон заговорил с нею своим чуть протяжным, раздумчивым голосом:

— Привет, Джулия! А я вот иду образцы собирать…

Джулия только приветственно помахала рукой, но ничего не сказала. Она свернула к скотному двору, прошла по жесткой стриженой траве к двери и постучала.

Ей открыл Джильс. Первым делом он поправил очки, затем внимательно и молча осмотрел девушку.

— Джильс, я хочу с тобой поговорить.

Парень мельком глянул через плечо внутрь дома, потом вышел на крыльцо и прикрыл за собой дверь.

Тут Джулия растеряла все слова. Господи, с чего же начать? И она ляпнула прямо в лоб:

— Ты не догадываешься, кто убил тетю Джесси, Джильс?

Голубые глаза, расширенные линзами очков, глядели холодно, отстраненно, и, когда он наконец заговорил, голос его звучал безжизненно:

— А почему ты меня спрашиваешь?

Они оба стояли напротив заводи и смотрели, как спадает прилив. По полоске илистой грязи между прибрежной галькой и рекой рыскали чайки в поисках червяков и рачков.

— Джильс, я же беспокоюсь.