Джон Берли - Уайклифф разрывает паутину

— Вы можете все устроить?… Я имею в виду больницу. При ней конечно же будет круглосуточно нести дежурство кто-нибудь из полицейских леди.

— Я узнаю, что можно сделать.

— Она в состоянии давать официальные показания?

— Она изъявила желание побеседовать с вами. Это все, что я пока могу вам сказать.

Полли Иннес лежала посреди огромной кровати — очертания ее миниатюрной фигуры почти не проступали под одеялом. Тоненькие пальчики вцепились в край простыни, которая прикрывала ее рот и нос. Виднелись только огромные темно-карие глаза и бледный лоб. Волосы беспорядочно разметались по подушке.

Женщина-констебль, сидевшая у изголовья кровати, при его появлении проворно вскочила и вытянулась по струнке.

— Не надо, сидите, — сказал Уайклифф и поставил для себя стул с противоположной стороны кровати. Глаза поверх края простыни следили за каждым его движением.

— Вы хотели меня видеть, миссис Иннес? Моя обязанность предупредить, что вы не обязаны что-либо говорить, а все вами сказанное может быть занесено в официальный протокол и использовано в суде. Вам это понятно?

Веки смежились и снова раскрылись.

Женщина-полицейский бросила на Уайклиффа вопрошающий взгляд, он кивнул в ответ, она открыла блокнот.

Полли Иннес опустила край простыни на подбородок и заговорила неожиданно громко и злобно:

— Она ненавидела меня, понимаете?! Она хотела его у меня увести, просто чтобы сделать мне больно…

Ей он не был нужен. Ей вообще никто не был нужен. Она была холодна, как ледышка!

Полли Иннес покосилась на женщину-констебля.

— Она все записывает?

— Да.

Могло показаться, что ее это даже обрадовало. Она снова посмотрела на Уайклиффа и продолжала:

— Он тоже хорош! Женился на мне только потому, что по его вине я стала такой. Меня убедил, что гомосексуалист, и у него ничего не может быть с женщинами… Я ему поверила, смирилась с этим, а он… Как только появилась эта девица…

Она задохнулась бесслезным рыданием.

— Я думаю, миссис Иннес, вам лучше подождать, пока вас попросят дать письменные показания, — сказал Уайклифф.

Ее устремленный на сыщика взгляд преисполнился неистовства, голос зазвучал натужно и хрипло:

— Я знаю, для меня все кончено. Что ж, ладно. Но кто-то должен выслушать меня!

Ее дрожащие пальцы сжались в кулачки.

— Она зашла ко мне в мастерскую, спросила, где он… Потом уселась ко мне задом… «Я беременна, Полли. Я подумала, что он должен знать и ты тоже. Я еще пока не решила, как мне следует поступить…» Она просто издевалась надо мной! Для того и пришла, хотя прекрасно знала, что его нет… А на самом деле ее слова означали вот что: «Между мной и Тристаном возникло чувство. А до тебя никому нет дела. Ты калека! Ты не сможешь нам помешать!» А сама не была даже беременна! Все ложь!

Эта вспышка позволила ей несколько унять возбуждение, бешеный блеск в глазах померк, и, когда она снова заговорила, голос звучал спокойнее и глуше:

— И тогда я ее ударила. Ударила маленьким молотком, который я обычно использую, когда нужно натянуть холст на подрамник…

После еще одной затяжной паузы она заговорила с почти равнодушным спокойствием:

— Да, я ударила ее… — Легкий взмах правым кулачком должен был, вероятно, изобразить, как это было. — Но не убила. Она долго еще прожила… Это было страшно! У нее глаза не закрывались, ртом она ловила воздух, душераздирающе стонала. Крови натекло… Я не смогла себя заставить находиться с ней в одной комнате, но за ночь несколько раз возвращалась туда. Она все не умирала… Я пробовала помочь ей.

— Помочь?!

— Да. Я вцепилась ей в горло, но сил не хватило… В ту ночь я вообще не ложилась…

Дождь прекратился, в небе заметно прояснилось. Когда прибыла «скорая помощь», Иннес вышел из дома, чтобы проститься с женой, которую увозили в больницу. Это были странные мгновения. Он стоял рядом с носилками и смотрел на нее сверху, она — снизу на него. Оба молчали. Ни поцелуя на прощанье, ни хотя бы мимолетного соприкосновения рук. Они только посмотрели друг на друга в недоумении, и все.

«Скорая» уехала, Иннес вернулся в свой кабинет, куда несколько минут спустя пришли Уайклифф и Люси Лэйн. Когда они вошли, Иннес поднял голову, но ничего не сказал.

— Это будет официальная беседа, мистер Иннес, — начал Уайклифф. — Я должен предупредить вас, что вы не обязаны давать показания, а все, что вы скажете, может быть занесено в протокол и использовано против вас в суде.