Джон Берли - Уайклифф разрывает паутину

— Нет!.. Она ведь не сделала этого?! Не сделала, правда?

— Нам пока не известна ее судьба. У кого-нибудь могли быть причины убить ее?

Он свел ладони вместе, крепко стиснув переплетенные пальцы.

— Если бы я только мог знать…

— Что именно?

— Так, ничего…

— Надеюсь, вы понимаете, что легко можете быть заподозрены в причастности к ее исчезновению? Вы уже дважды солгали полиции и, весьма вероятно, продолжаете вводить нас в заблуждение сейчас. Ведь вполне возможно, что вы последовали по тропе вместе с ней, серьезно поссорились, а потом вы…

Ральф резко повернулся к Уайклиффу и хрипло сказал:

— Вы считаете, что она мертва… Вы ведь об этом толкуете, верно?

— Мы говорим о том, что должны рассмотреть все версии, что вы, насколько нам известно, были последним, кто ее видел, и что вы осложняете и свое и наше положение своей ложью и нежеланием дать нам полную информацию.

Мартин еще какое-то время сидел в скованной и напряженной позе, потом вдруг сразу обмяк, плечи понуро опустились.

— Думайте, что хотите! — сказал он и после небольшой паузы добавил: — И делайте, что хотите.

— Мы с тобой не в игрушки играем, парень! — вскинулся на него Керси. — По-моему, ты что-то не то вбил себе в голову. Мы с тобой пока по-доброму, но все может быть совершенно иначе. У нас еще остались вопросы; отвечай на них сразу, а не то мы тебя мигом доставим в ближайший полицейский участок и продержим там, пока все не расскажешь.

Странно было наблюдать, как эта маленькая драма разыгрывается именно в тот момент, когда вечернее умиротворение спускается на гавань и окружающий ее городок. В кафе и ресторанчиках на портовой площади посетители углубились в изучение меню. Стоял сезон высоких приливов, но отлив уже давно начался, и маломерные суденышки в гавани едва доставали бортами до пирса; на некоторых из них лязгали инструментом механики, возившиеся с движками, на яхтах чинили рангоуты. На леерах, кромках бортов и верхушках мачт расселись чайки и замерли, посверкивая глазками-пуговицами.

Юноша устало махнул рукой.

— Хорошо, что вам от меня нужно?

Теперь за него взялся Уайклифф.

— Хильда беременна. Это ваш ребенок?

Слегка покраснев, Ральф сказал:

— Конечно, мой. К чему это вы клоните?

— Позвольте вопросы сейчас задавать мне. Давно ли вы с ней состоите в интимной связи?

— Недавно, — сказано с мрачным видом.

— Что такое «недавно»? Месяц? Или, может быть, год?

Нервными движениями Ральф принялся массировать себе ляжки. Раз или два он хотел что-то сказать, но слова не шли. Потом он все же выдавил:

— Так получилось с первого раза.

— У нее это в первый раз было с вами?

Ральф помедлил с ответом.

— По-моему, это ее личное дело.

— Точнее, было ее личным делом. Теперь это необходимо установить нам. Так что отвечайте на вопрос.

— Думаю, она уже с кем-то спала… Но это не значит… Я хочу сказать, что она не была…

Уайклифф переглянулся с Керси, потом сказал:

— Я оставляю вас на попечение мистера Кэрноу. Это наш сотрудник, который привел вас сюда. Он снимет с вас новые показания, и мой вам совет — будьте на этот раз откровенны.

— А потом меня отпустят?

— Возможно.

На ферме Трегеллес Джейн Рул занималась стряпней. Лучи закатного солнца проецировали на противоположной стене оконные рамы в виде размытого решетчатого узора. Обеденный стол в кухне был накрыт на двоих и отдельно стоял еще поднос с миской, ложкой и ломтем хлеба. На плите урчало в сковородке, накрытой тарелкой, жаркое; по временам тарелка жалобно звякала, выпуская струйку пара.

В пустоватой и неуютной кухне пол был выложен кафелем и кое-где застлан соломенными циновками. На фоне выкрашенных желтой краской стен выделялось шоколадно-коричневое дерево несущих опор. На коврике у камина безмятежно спали рядом черно-белая колли и полосатая кошка — собака свернулась, положив голову на лапы, а кошка вольготно развалилась. На каминной полке отсчитывал мгновения будильник, зажатый между двумя фарфоровыми собачками.

Джейн Рул, сухопарая и седая, монументально застыла над плитой с поварешкой в руке, как автомат, готовый выполнить свою нехитрую операцию, как только поступит сигнал с пульта.

Снаружи донесся звук подошв, шаркающих о половик, и вошел ее сын. Клиффорд Рул обладал сложением борца-тяжеловеса, но щеки его розовели детской нежностью, и на мир он смотрел глазами ребенка — невинного, наивного, принимающего все как должное. На нем была серая рубашка, заправленная в плисовые брюки; от него попахивало коровником.