Валентина Мельникова: Грех во спасение

Митя вновь обнял друга:

- Спасибо тебе за все, Алеша, за спасение, за дружбу, за понимание за все!

- Возможно, мы никогда больше не увидимся с тобой, Митя! Мне в этих местах работы на добрый десяток лет хватит... - Алексей отошел к столу, заваленному бумагами, и задумчиво посмотрел на одну из карт. - Но если тебе придется когда-нибудь плавать в этих местах, зайди на этот остров. - Он обвел карандашом крошечный участок суши, затерянный в просторах Тихого океана. - Это остров, открытый нашей экспедицией, и я назвал его в честь Святой Девы Марии, чей образок у тебя на груди. Но этот остро!" назван также в честь другой Марин, прекрасной девушки Маши Резвановой, ставшей твоей женой. И если так случится, то обязательно побывай на этом острове, Митя, слышишь? Обязательно побывай!..

ЭПИЛОГ

Июль 1858 года

Князь и княгиня Гагариновы сидели на террасе и по давно устоявшемуся обычаю пили чай на открытом воздухе.

Солнечные лучи запутались в густых кронах деревьев, было по-утреннему свежо и прохладно. С моря, что яркой бирюзой сверкало среди кипарисов, дул легкий ветерок. В старом парке было, как всегда, тихо и сумрачно, и лишь изредка звонкое птичье пение нарушало спокойствие этого уединенного приюта, где доживали свой век сильно постаревшие Зинаида Львовна и Владимир Илларионович Гагариновы.

Лакей принес и положил рядом с князем утренние газеты.

Владимир Илларионович тут же отставил в сторону чашку с недопитым чаем, выудил из стопки парижскую газету и забыл про завтрак.

- Ваша светлость, - произнесла укоризненно княгиня, - газеты от вас никуда не убегут, а вот чай остынет...

- Погоди, матушка, - перебил ее князь, - это чай никуда от меня не убежит. - И отгородился от Зинаиды Львовны газетой, как щитом.

И княгиня, вздохнув, уступила. Некоторое время она пила чай в молчании, которое уткнувшийся в газету Владимир Илларионович то и дело нарушал недовольным ворчанием, огорченным хмыканьем, а то и ударами кулака по столу. Зинаида Львовна уже знала: так ее супруг реагирует на вести из России, с грехом пополам пережившей Крымскую войну.

Наконец он с негодованием отбросил в сторону столичную газету и взял следующую, менее толстую, но более эпатажную и скандальную. Быстро пробежав столбики светской хроники, все по той же причине - узнать, не объявился ли кто-нибудь из старых знакомых, князь разочарованно вздохнул: гостей из России не обнаружилось. Но тут его взгляд застрял на коротком сообщении, напечатанном в самом конце страницы. Словно не веря своим глазам, Владимир Илларионович вчитался в него более внимательно и удрученно покачал головой:

- Да-а, а бог все-таки шельму метит!..

- Что случилось? - спросила обеспокоенно княгиня. - Плохие новости?

- Послушай и рассуди сама, та chere! - Владимир Илларионович как-то странно посмотрел на супругу и слегка подрагивающим голосом прочитал:

- "Вчера в больнице для бедных Сан-Мартин скончалась от чахотки Алина Шуазель, вдова виконта де Шуазеля, проигравшего все свое состояние пять лет назад всего за одну ночь и найденного вскоре убитым в сточной канаве в пригороде Парижа. По слухам, бывшая виконтесса некоторое время пребывала в содержанках у герцога до Жуассье, но после его гибели на дуэли влачила нищенское существование, подрабатывая в притопе мадам Жюстин, более известной как Кривая Жю".

- О господи! Неужто Алина? - вскрикнула княгиня и перекрестилась.

Князь задумчиво посмотрел на жену.

- Воистину говорится: "Не твори зло, и не воздается тебе за него сторицей!"

Зинаида Львовна взяла газету, но читать не стала, лишь подержала в руках и отложила в сторону.

- Бедная девочка! Металась, искала, надеялась, а в итоге - жалкая лечебница и безвестная могила... - Она вновь перекрестилась и решительно произнесла:

- Я считаю, нам следует нанять человека, который будет приглядывать за ее могилой...

- Ох, матушка, матушка, - покачал головой князь, - воля, конечно, твоя, но все же не следует забывать, сколько горя мы испытали но вине этой девицы.

- Жизнь наказала ее сполна, - княгиня вытерла платочком набежавшие на глаза слезы, - и я уверена, что она не единожды покаялась в содеянном.

Князь со скептической усмешкой на устах посмотрел на супругу, покачал головой, но спорить не стал и вновь углубился теперь уже в местную газету. Но уже через пять минут Владимир Илларионович опять поднял голову над газетным листом. На этот раз его усы сердито топорщились, а глаза сверкали неприкрытым гневом.