Валентина Мельникова - Антик с гвоздикой

Ирина Мельникова

Антик с гвоздикой

Аннотация

Графиня Наталья Изместьева жила в своем имении полновластной хозяйкой. Когда умер ее муж, редкостный негодяй, она изгнала из дома всех его прихвостней, перестала выезжать в свет и принимать у себя. Но вот у нее объявился сосед - князь Панюшин, который сразу заявил о себе, приехав к Изместьевой без приглашения. Графиню потрясла его наглость, но столь же сильно потрясла и личность князя. Он не был похож ни на одного из ее скучных соседей. Богатый и красивый князь считался выгодной партией для уездных барышень... Но какую игру затеял этот сердцеед, посылая именно Наталье розы из своей оранжереи? Неужели, думала она, Панюшин считает, что провинциальная вдова тут же сложит перед ним оружие? Сдаваться она не собиралась. И не знала, что князь Григорий потерял голову, увидев ее в первый же день приезда в имение - прекрасную амазонку на арабском скакуне...

ГЛАВА 1

Серые от многодневных дождей поля, поникшие озимые, неряшливые копны прошлогодней соломы, раскисшая дорога, печально обвисшие ветви прибрежных ракит, черные пни на месте старых вырубок, покосившиеся кресты старых погостов, и повсюду - мокрые, недовольные вороны, сидящие на нижних ветках деревьев, камышовых крышах, повалившихся плетнях и провожающие слишком нарядную для подобной глуши карету унылым, полным мрачной безысходности карканьем.

Князь Григорий Панюшев в очередной раз выглянул из окна кареты, вздохнул и откинулся головой на подушки. Жесточайшая скука съедала его на протяжении последних дней, длинных и однообразных, как и весь путь до его нового имения, которое с божьей помощью и за приличную сумму кредитными билетами князь выкупил у наследников княгини Завидовской. Им оно было в тягость из-за обширных размеров, чрезмерной удаленности от города и приличных дорог.

Из Москвы выехали ясным июньским утром, сухим и теплым. Кажется, ничто не предвещало долгого нынешнего ненастья, но на подъездах к Ярославлю их накрыла огромная грозовая туча, исхлестана, словно плетью, градом, обрушилась щедрым ливнем, который к исходу ночи превратился в нудно моросящую непотребу, окончательно испортившую дальнейшее путешествие.

Княжеский обоз из пяти фур с племенными лошадьми и десятка кибиток, в которых ехали повара, официанты, конюхи, берейторы, псари с борзыми и гончими собаками, музыканты, а также два его камердинера, охраняемый вдобавок двумя дюжинами конных егерей, растянулся на полверсты. И вместо обещанных двух-трех дней тащился по раскисшим дорогам уже неделю. Причем князю и его многочисленной челяди не единожды приходилось ночевать в палатках, которые разбивали или прямо в поле, или на лесной поляне. Постоялые дворы в этих местах отстояли друг от друга не меньше, чем на полсотни верст, к тому же отличались такой убогостью и грязью, что князь предпочитал провести ночь на узкой походной кровати, нежели на кишащих блохами и клопами перинах очередного auberge*.

______________

* Постоялый двор (фр.).

- Долго еще? - спросил он недовольно, не поворачивая головы к соседу, старинному своему приятелю, товарищу по забавам ветреной юности, которого он совершенно случайно отыскал в Санкт-Петербурге по возвращении в Россию. Известный всей столице лихой гусар, бретер и повеса, Аркадий Дроздовский славился еще и тем, что, получив внезапно свалившееся на него наследство, исправно пропивал его в компании подобных ему гуляк и бездельников.

Но более всего знаменит он был своей необыкновенной страстью к уличным маскарадам и в первую очередь прославился проказой, о которой долго судачили в северной столице. Нарядившись нищенкой-чухонкой, он принялся мести тротуары перед домом своего дальнего родственника князя Голицына, а на следующий вечер повторил это занятие уже перед особняком престарелой княгини Рузаковцевой, любившей устраивать шумные празднества с приглашением множества именитых гостей.

В рваном платье, с лицом, измазанным сажей, с растрепанной метлой в руках он сновал между экипажей, норовя задеть или потереться боком о разряженных светских красавиц и их напыщенных, точно павлины, кавалеров. Завидев знакомого или приятеля, он тотчас кидался к нему, требовал милостыни, тряс перед ним грязной метлой, хватал его за отвороты сюртука и как бы ненароком сбивал цилиндр. В случае отказа бранился по-чухонски и очень умело отбивался от дюжих лакеев, которым обиженные хозяева приказывали гнать нищенку с глаз долой. Иногда ему крепко доставалась, но, несмотря на тумаки и шишки, страсти своей Аркадий не утратил и продолжал озорничать и потешать столичную публику своими выходками. И хохотал громче всех, когда его узнавали.