Валентина Мельникова: Грех во спасение

Ирина МЕЛЬНИКОВА

Грех во спасение

Анонс

Юная красавица Машенька Резванова - единственная, кто не желает смириться с тем, что блестящий морской офицер, наследник князей Гагариновых, воспитанницей которых она является, несправедливо осужден на каторгу и вечное поселение в Сибири. Маша, преодолевая одну преграду за другой, устремляется в далекий и неведомый край, чтобы вступить в фиктивный брак с Дмитрием Гагариновым, а позже устроить ему побег. Юным влюбленным предстоит претерпеть множество невзгод в дикой забайкальской тайге, но обретут ли они свободу, исполнятся ли их надежды о счастье и любви?

1.

Маша сидела на вершине высокого холма и, прислонившись спиной к теплому камню, наблюдала за коршуном, парившим над степью на уровне ее глаз. Распластав крылья, птица изредка лениво взмахивала ими и, поддерживаемая потоками воздуха, которые поднимались вверх от раскаленной полуденным солнцем земля, казалось, купалась в них, гордая и сильная, словно древняя царица - хозяйка этих ковыльных степей, далеких лесов в синеватой дымке и отливающих серебром мелких озер, похожих сверху на разбросанные по земле щиты павших в битвах богатырей.

Да и сам холм, если смотреть на него с востока, напоминал голову древнерусского витязя в шлеме с шишаком, с горбоносым лицом, его, словно гигантский шрам, пересекал глубокий скальный разлом.

Вечером и утром, когда особенно черны и отчетливы тени, камни как бы оживали и еще больше походили на сказочного великана, поставленного когда-то здесь на часах, да так и застывшего навечно громадным немым стражем на границе древнейших государств.

Об этой скале, одиноко и гордо взиравшей на мир уже тысячи лет, ходило много легенд, но Маше нравилась одна - о былинном богатыре Любомысле. Он сражался с супостатами не на жизнь, а на смерть и, будучи тяжело раненным, не позволил унести себя с поля боя. Так и умер с мечом в руках.

Но только закрылись его глаза, слетела с неба голубица, взмахнула трижды крылом, и восстал с земли богатырь и поднял свой меч, и ударили гром и молния, и разбежались нехристи-язычники в разные стороны, чтобы никогда более не переступать священных границ земли русской.

С тех далеких времен солнце неисчислимое множество раз всходило и заходило над головой великана, зима сменяла осень, а лето весну... Буйные ветры и талые воды; лютые морозы и безжалостные лучи солнца иссушили и изъели лицо старика, покрыли его оспинами и морщинами. Но как стоял богатырь, так и стоит поныне, только ушел в землю от непомерной ноши уже по самые плечи. И по-прежнему непреклонно и зорко вглядывается он в спине дали, и знают враги, пока стоит богатырь, не владеть им землей русской, как бы ни зарились они на нее, как бы ни потирали руки от жадности, зная о ее непомерных богатствах.

Маша вздохнула и улыбнулась. Всего каких-то семь-восемь лет прошло с тех пор, как она перестала верить, что раз в год богатырь оживает, со стонами и кряхтением освобождается из каменного плена и медленно, важно обходит свои владения, смотрит, все ли в порядке, все ли справно, все ли хранится должным образом... И уже под утро возвращается на прежнее место и опять застывает.

Лет этак десять назад она даже подговорила своих приятелей, сыновей кухарки и конюха Тимошку и Даньку, отправиться в степь в ночь накануне Ивана Купалы и убедиться, взаправду ли восстает от долгого сна каменный великан. Но более всего им хотелось узнать, на самом ли деле он проверяет, на месте ли древние клады, которых в этих краях видимо-невидимо, как и курганов, где они испокон веку хранятся.

Время сровняло эти курганы с землей, и никому не ведомо, где же искать эти сокровища. Лишь изредка вымоет из земли весенним половодьем или особенно сильным летним ливнем серебряные мониста, больше похожие на затвердевшие и почерневшие от времени цветочные лепестки, а то и причудливую бронзовую фигурку диковинного зверя с длинным кошачьим хвостом или гордого оленя с закинутой на спину головой, увенчанной короной рогов...

В тот раз им так и не удалось незаметно улизнуть из дома.

Верных Машиных оруженосцев мать застукала, когда выпрыгивали из окна, успела ухватить за опояску и не позволила ускользнуть в глухую ночную темь. А Маша, не дождавшись заветного сигнала, уснула, положив голову на подоконник.

Утром ее разбудила няня и сердитым шепотом выругала девочку за непослушание и пригрозила, уже в который раз, пожаловаться гувернантке мисс Луизе, а то и самой барыне, ее сиятельству княгине Зинаиде Львовне, что ее воспитанница совсем от рук отбилась.