Майкл Ридпат - 66 градусов северной широты

У Олли эти шрамы были более заметны. Время, проведенное на ферме, все-таки давало о себе знать.

Потом мать, находясь в состоянии сильного опьянения, погибла в автокатастрофе. Вскоре после этого из Америки приехал Рагнар, отец мальчиков, чтобы спасти их, забрать с собой в Бостон. Магнусу было двенадцать, Оли — десять.

Когда Магнус подрос и начал понимать, что такое алкоголизм, он создал собственное представление о жизни родителей. Его мать, алкоголичка, а не та красивая женщина, чей смутный образ царил в его воспоминаниях о детских годах, была негодницей, отец оставался героем.

Это представление сохранялось до тех пор, пока Магнус случайно не встретился с Сигурбьёрг четыре месяца назад. Она разрушила его взгляды на семейную историю, поведав о том, что его отец завел роман с лучшей подругой матери. Вот что толкнуло ее к алкоголизму, а отца заставило удрать в Америку. И это в конце концов привело к ее гибели.

Познав столь горькие истины, Магнус постарался упрятать их обратно в тайник своего подсознания.

— Все еще думаешь о Сиббе, так ведь? — спросила Ингилейф. — Я это чувствую.

Магнус вздохнул.

— Да.

— Знаешь, нужно взглянуть в лицо фактам. Повидайся с ней. Выясни, что на самом деле происходило между отцом и подругой матери.

— Я сказал, что не хочу об этом говорить.

Ингилейф пропустила это мимо ушей.

— Я знаю, что тебя побудило остаться в Исландии. Одной из причин тому была твоя уверенность в том, что в смерти отца может быть исландский след.

Магнус покачал головой.

— Ингилейф…

— Нет, послушай меня. Тебя всю взрослую жизнь преследует мысль о том, как и кем был убит твой отец. Вот почему ты стал полицейским. Разве не так?

Магнус нехотя кивнул. Он действительно именно поэтому поступил в полицию, стал детективом в убойном отделе и упорно выслеживал убийцу в каждом отдельном случае.

— Так вот почему ты стремишься найти исландский след в гибели Оскара, хотя сам признаешь, что это весьма маловероятно. Вместе с тем ты ничего не пытаешься узнать об исландском следе в убийстве твоего отца. Это никуда не годится.

— Здесь другое дело, — возразил Магнус.

— Почему?

— Потому. — Он силился найти какой-то убедительный довод, но потом все-таки решил сказать правду. — Потому что оно личное.

— Конечно, личное! Именно поэтому ты должен им заняться. Я тоже долго выясняла обстоятельства гибели своего отца, и ответ отнюдь не утешил меня. И не говори, что в этом деле не было ничего личного!

Магнус погладил ее по голове.

— Нет. Нет, этого я не скажу.

Страдания Ингилейф были вполне реальными. И конечно, она имела право узнать правду. Почему же это не важно для него?

— Ты боишься, Магнус. Признайся, ты боишься того, что можешь узнать.

Магнус закрыл глаза. Менее всего он хотел показаться трусом. Магнус был совершенно иного мнения о себе. Он с юности жадно читал исландские саги, истории о мистических и бесстрашных героях средних веков. Среди них были те, кто боролся за справедливость, и те, кто попирал ее, и Магнус видел себя одним из этих эпических персонажей. Он улыбнулся своим мыслям. В сагах были и женщины, побуждавшие своих мужчин мстить за оскорбление семейной чести. Такие воительницы, как Ингилейф.

— Ты права, — наконец выговорил он. — Я боюсь. Но… Ладно…

— Что «ладно»?

— Говорил я тебе, что провел четыре года на дедовой ферме, когда отец нас оставил?

— Да.

Магнус тяжело вздохнул.

— Эти четыре года я не хочу вспоминать.

— Что произошло? — спросила Ингилейф, коснувшись его плеча. — Что произошло, Магнус?

Магнус вздохнул.

— Вот этого я никак не хочу тебе рассказывать. Эти воспоминания должны оставаться в тайнике моей памяти.

Дожидаясь Бьёрна, Харпа смотрела в окно на мерцающие вдали огни Рейкьявика, раскинувшегося по ту сторону бухты. У него был большой мощный мотоцикл, и она не сомневалась в том, что он приедет. Ему придется проехать сто восемьдесят километров, но дорога на всем протяжении была хорошей и, за исключением пригородов Рейкьявика, пустынной.

Она еще не могла прийти в себя после разговора с детективами. Рослый, с рыжими волосами и легким американским акцентом, внушил ей страх. Он был поумнее того худощавого, беседовавшего с ней в январе. Его голубые, спокойные, проницательные глаза, казалось, не упускали ничего и видели ее насквозь, несмотря на все предпринимаемые ею ухищрения. Ему стало, конечно, ясно, что она обманывала его. Никакой связи между тем, что произошло с Габриэлем Орном и Оскаром, не существовало, и хотя первое дело было окончательно закрыто властями, этот детектив чувствовал, что при проведении расследования были допущены определенные недочеты.