Фредерик Дар - От этого не умирают

Он был в восторге и даже не пытался скрыть свою радость, не отдавая себе отчет, что его триумф зиждется на моем поражении. Каждый за себя! Таков закон жизни, таков же тем более закон бокса.

— Значит, ты доволен?

Мой вопрос его отрезвил.

— Ах, Боб, зачем вы так говорите… Они заливают: вы еще в отличной форме, и мне ни за что не выиграть, если только вы сами не захотите поддаться.

Но его глаза опровергали сказанное им. Он был уверен в собственной силе, уверен, что победит меня. И я мог держать пари, что ему уже приходилось слышать о моем неминуемом «конце».

— Бодони утверждает, будто, напротив, тебе придется быть поосторожней, чтоб не послать меня в нокаут!

— Он говорит так для…

— Нет, Жо, он сказал это не для смеха. Он сказал это потому, что такова, видимо, правда. Бодони всегда говорит правду, потому я его и люблю.

Наступило тягостное для Жо молчание. Кати занималась цветами, устраивая их в хрустальной вазе, Артуро накрывал на стол.

— Послушай, Жо, ты ведь хороший парнишка, а?

— Вы сами знаете, Боб… Вы, как бы сказать, мой учитель. Я никогда не сделал бы вам больно, я бы не смог!

Я встал и схватил Жо за отвороты его безукоризненного пиджака. Наверное, мой взгляд не сулил ничего хорошего, потому что Жо вдруг побледнел.

— Вбей себе в голову, Жо, то, что я сейчас скажу… Тебе придется сделать мне больно, потому что мне не нужны подарки и потому что уж я постараюсь, чтоб ты от меня подарка не получил. Я согласился на матчи при одном условии: бои будут честными. Я всегда дрался честно и останусь честным до конца. Никаких махинаций, Жо, ты меня слышишь?

Я буквально приподнимал его с кресла.

— Да, да, Боб…

— Никакого, даже самого маленького, подарка. Если ты и должен стать чемпионом Европы, то станешь им благодаря своим кулакам, а не с благословения Голдейна, понял?

— Да, да, Боб!

Кати не пыталась вмешаться. Она знала, что это наше объяснение необходимо.

— И если ты должен им стать, выиграв у меня нокаутом, пусть будет так. По-прежнему согласен?

Я отпустил его.

— Ну разумеется, Боб, к чему этот разговор… Мы будем сражаться со всей душой, не думая о нашей дружбе, этого требует спорт.

— Не думаю, что ты победишь меня, Жо…

Тут он промолчал, это его задело.

— И знаешь, Жо, почему?

— Нет, Боб.

— Потому что ты боксируешь, как я тебя научил… И твои знаменитые удары отработаны мною…

Он покачал головой.

— Да, понимаю… Вы наверняка правы, Боб… Тем не менее я сделаю все возможное и невозможное для того, чтобы выиграть.

Это спокойное заявление меня смягчило.

— В добрый час…

Я поцеловал его по-мужски, без нежности, и он вернул мне поцелуй с той же грубоватой неловкостью.

— Нам надо было выяснить все вопросы, малыш…

— Вы правильно сделали…

Кати пригласила нас к столу. Ужин прошел вяло, и Жо в этот вечер ушел рано.

Еще никому не приходилось наблюдать поединок боксеров с таким напряженным вниманием, с каким я следил за матчем между Петером и Андриксом.

Уже на протяжении некоторого времени мой маленький Андрикс собирал полный зал. Задолго до того, как он стал выступать в главных поединках, его имя дырявило афиши. Напористость, сила удара и быстрота, с которой он нокаутировал своих противников, привлекали толпы зрителей, вечно жаждущих необычайного. Его окрестили «убийцей на ринге» и уже после четвертого боя прочили в чемпионы мира.

Я сидел в четвертом ряду кресел, то есть на границе оптимальной видимости. Не смейтесь: для того, чтобы действительно видеть боксерский поединок, надо как бы самому пережить его, а это невозможно на расстоянии большем, чем три метра от ринга.

Противник Андрикса, розовый блондинистый немец Петер, был выше его ростом на целую голову и превосходил длиной рук. Петер был из тех нескладно скроенных атлетов, у которых вместо талии лишь намек на нее, а плечи не шире, чем бедра. Ну а не считая этого, он был вполне хорош собой, если только кому-нибудь по вкусу герои-любовники, напоминающие сырую телятину.

До начала поединка, пока рефери давал боксерам наставления, Андрикс украдкой смерил взглядом соперника. С такой тушей, как Карл Петер, боксировать нелегко. Чтобы его победить, нужны дьявольский глазомер и точность часовщика. Андриксу же надо было не просто одержать победу, а сделать это с блеском, если он хотел, чтобы его матч со мной выглядел оправданно. Да, конечно, публике нравится стремительное восхождение, однако всегда находятся такие, кто рассуждает, оценивает, придирается… Журналисты, как правило, принадлежат к последним.